Основатель «СтопХам», часть 2: Мы недалеко уехали от героев сериала «Игра престолов»

Редакция «Текстерры»

Вторая часть видеоинтервью с Дмитрием Чугуновым

К: У меня лично складывается впечатление, что в целом ты не очень любишь людей.

Д: Я, наверное, мизантроп. Я люблю животных больше, чем людей. Изначально у меня очень простая позиция – я люблю людей до тех пор, пока они не доказали, что не стоит к ним относиться положительно. Я любому человеку даю шанс, но очень часто люди при первой же встрече этим шансом не пользуются и показывают свою внутреннюю сущность. Я доверяю людям. Возможно это неправильно, но это моя внутренняя парадигма. Но я не питаю иллюзий по поводу людей, потому что я слишком много с ними общаюсь, слишком часто вижу производные действий людей и те мотивы, которыми они руководствуются. Мы недалеко уехали от героев сериала «Игра престолов», если по-хорошему.

К: Поэтому сериал нам и нравится.

Д: Поэтому сериал и нравится, потому что мы видим в нем свое внутреннее отражение. Это не хорошо и не плохо, это данность. Мы заслуживаем ту власть, которую мы имеем. Мы заслуживаем тех судей, которых мы имеем. Мы заслуживаем то гражданское общество, в котором мы живем. То безразличие, с которым я сталкиваюсь в повседневной жизни, то нежелание людей осознать свою ответственность за происходящее, оно не позволяет мне пропитаться к ним чувством глубокой любви. Я их понимаю, но от этого я не обязан их любить. Я понимаю людей, понимаю те механизмы, которые движут ими, но я не люблю их за это. И, в принципе, я отношусь к ним весьма прохладно, потому что, опять же, понимаю эти механизмы.

К: При этом такая социальная деятельность изначально идет из любви к людям, т. е. помочь людям…

Д: Нет, я эгоист.

К: Вы просто хотите создать для себя общество?

Д: Я создаю общество, которое будет приемлемо для жизни больше, чем сейчас.

К: Для себя?

Д: Да, в том числе. Для себя, для моих детей, для моих друзей, для тех, с кем я говорю на одном языке. Я хочу жить в цивилизованном обществе с возможностью реализации своих прав, с возможностью зарабатывать честно, не выводя деньги в «серую» часть экономики. У нас же это стало нормой. Это же просто парадокс. С кем бы я ни разговаривал, все говорят: «Блин, да невозможно работать “в белую”. Ты, сука, работаешь в минус, если у тебя нет большой серой базы».

За три года я провел сто лекций. Бесплатно! Я, может быть, чудак, но я это делаю бесплатно. Лекции были с подростками, студентами – с разными людьми в разных регионах страны. Я честно пытался и пытаюсь до сих пор нести какие-то определенные смыслы, потому что мы имеем тех героев, которых мы заслуживаем. И если это место вакантно, я буду на него претендовать. Вы заслужили такого героя, как я, потому что других у вас нет, понимаете? Или вашим героем будет «Дневник хача». Понимаете, в чем прикол?

Просто вы поймите, что я разговариваю с подростками и спрашиваю: «Вы как относитесь к коррупции?». Это одна из моих любимых историй, вроде это было в Чебоксарах. Сидят 60 человек, прям срез по области:

— Против коррупции.

— Точно? Сколько человек против?

И 95 % поднимают руку. Двое подняли руки, что «мы за». Не стал спрашивать, почему. Уже честно, уже хорошо. Я говорю: «Хорошо, вот вы против коррупции. Моделируем ситуацию: вы или ваш близкий попали в ситуацию, когда нужно “зачехлить”. Вы будете отдавать деньги? Будете искать выходы на полицию и прокуратуру, чтобы решить вопрос? Если ваш брат сядет в тюрьму. Будете или нет? Поднимите руки честно, камер же нет». И те же 95 % поднимают руку. Я говорю: «Вы понимаете, что в вашей голове должен быть диссонанс? Нельзя быть чуть беременным, ты либо беременный, либо нет. Вот вы против коррупции одной рукой, а другой рукой за коррупцию. Пока это есть в вашей башке как норма, мы ничего не изменим. Вас раздражает проезжающий членовоз не потому что он, сука, наворовал денег из нашего бюджета, на который мы могли бы жить лучше, а потому что не ваша [задница] едет в этом членовозе. И если будет возможность, вы сядете в него».

Вот это-то как раз хреново, потому что это процесс, порождающий точно такой же процесс. Если это норма, то вы воспроизведете. И при своих детях воспроизведете. И если при своих детях вы ругаетесь матом, то и они будут ругаться матом. Это социально порицаемо, но вами это воспринимается как норма. Вот вам простой пример. И таких простых примеров масса. Пить плохо, но если вы бухаете при детях хотя бы иногда, то они будут пить. Вы же пьете. Вы кого-то ругаете, и они будут ругать. Вы обижаетесь, и он будет обижаться. Дети берут пример с нас. Не нужно воспитывать детей, воспитывайте себя. И я воспитываю себя в этом вопросе. И через воспитание себя, через свою публичную деятельность пытаюсь влиять хотя бы на небольшую часть населения. Да, может это не изменит ситуацию сильно, но я хотя бы попробовал.

Если не будет государственного заказа на героизацию простых людей, которые живут и воспроизводят нормальные паттерны поведения, у нас будет вечный «Дом 2», я вам клянусь. И вечный «Дневник хача».

К: Если выключить в себе общественного деятеля и оставить только человека, который вообще не имеет к этому никакого отношения, и посмотреть эти ролики просто как контент. Что ты чувствуешь, когда смотришь их?

Д: Я уже давно не смотрю ролики «СтопХам». Я не люблю это делать. Даже когда мне присылают на просмотр, если есть возможность не отсматривать, я не отсматриваю, потому что мне и так есть чем заниматься, я устаю. Чтобы вы понимали, это же профессиональная деформация, она есть везде. Я все время говорю об этом своим друзьям – сотрудникам полиции: «Вы понимаете, что профессиональная деформация есть везде? И у вас это в первую очередь должно прослеживаться». Я занимаюсь самокопанием, самокритикой и понимаю, что мой взгляд может быть не совсем корректен и адекватен. Поэтому я стараюсь привлекать внешних людей, которые бы отсматривали и говорили, приемлемо или нет.

Я разные эмоции испытываю. Я смотрю как на линейку с точки зрения того, как она будет влиять на конкретного человека.

К: Т. е. это уже невыключаемо?

Д: Для меня нет. Я понимаю производные эмоций, которые я вижу там, и какие отделы мозга работают, и почему это так. Это нормально, потому что я отношусь к этому как профессионал, пытаюсь раскладывать людей на составляющие. Пытаюсь углубиться, докопаться до сути и донести эту суть хоть в каком-то виде до людей. До тех, кто пока не поражен этой болезнью до конца. Люди, которые 20 лет ездят за рулем через [задницу], их невозможно изменить роликами «СтопХама». Те, кто только сели или собираются сесть, они посмотрят и сделают выводы, как сделали выводы за последние 8 лет очень много людей.

К: Да, ты меня своим ответом поставил в тупик немножко. Я думал, что в тебе человеческое и профессиональное либо полностью совмещено, либо полностью разделено. А тут у меня складывается картина, будто профессионал поглотил человека.

Д: А кто такой человек?

К: А это уже вопрос к тебе – кто такой человек в твоем понимании?

Д: Человек – это носитель разных паттернов поведения. Любой человек – это сумма влияния на него других людей. По факту. Когда мы рождаемся, мы марсиане, мы вообще ничего не одупляем в этом мире. Мы смотрим на маму, мы смотрим на папу, на окружающих нас людей и впитываем первые модели поведения, а в дальнейшем это все наслаивается на тот базис, который мы получаем в детстве. Поэтому люди, в зависимости от среды, от той страны, в которой они выросли, это просто суть тех влияний, которые на них оказывает среда с самого рождения. И если разобраться по существу, разобрать на атомы, то мы – звездная пыль. Dust in the wind, all they are is dust in the wind.

Kansas – Dust in the Wind. Знаменитая песня, которую процитировал Дмитрий

Это так, и в этом плане я уже не стремлюсь воспринимать людей по-другому. Для меня каждый – это микровселенная, потому что на любого, с кем я общаюсь, влияет огромное количество внешних факторов. Даже дети из одной семьи с разницей в несколько лет – это разные люди. И родители уже стали другими, и ситуация. И мне в какой-то степени иногда интересно, но в большинстве своем – нет.

К: А что интересно людям, которые смотрят эти ролики как форму развлекательного контента. Люди же изначально смотрят это как развлекательный контент. Что ими руководит? Что для них интересного в этом?

Д: Эмоция. Вы поймите, что если в театре вы выпустите кошку на сцену, она в любом случае привлечет внимания больше, чем самый гениальный актер на этой сцене. Просто потому что она более органична. Она естественна. Это ее жизнь, она ее проживает. Актер учится проживать эту жизнь на сцене, и он пытается соответствовать кошке, но не дотянет до ее уровня никогда. Дельфин и Майкл Фелпс (американский пловец, единственный в истории спорта 23-кратный олимпийский чемпион), условно говоря. Каким бы гением ни был Фелпс, он все равно проплывет медленнее, и не так он будет смотреться.

Ситуация абсолютно библейская – Давид и Голиаф. Когда ты сталкиваешься с тем, что какие-то ребята, которые просто взяли за вооружение идею, идут с этой идеей против власть имущих и побеждают. Это же всегда очень приятно. И когда мы потом все это дело разбирали и систематизировали, мы отталкивались от этого. И именно поэтому «СтопХам» во многом поехал, потому что я небольшой, маленький. Я вызываю у людей ощущение, что меня можно пальцем ткнуть и проткнуть насквозь. А когда они сталкиваются со стержнем людей из «СтопХама», нет задней скорости, и люди не уходят. В какой-то степени это даже безрассудство, потому что когда в тебя тыкают пистолетом, или выходит какое-то количество агрессивно настроенных людей, логично было бы включить инстинкт самосохранения и убежать. Но этого не было, потому что в какой-то момент это похоронило бы движение. И это позволило ему выжить и собрать ту аудиторию, которая сейчас является костяком этого движения.

К: А у тебя были какие-то конфликты в школе? Просто интересно, какое у тебя было поведение еще в те годы, был ли ты вот таким правильным.

Д: Я был эмоциональным лидером класса. Во-первых, я пошел в школу с 6 лет, я был младше всех на год. Мне в этом плане было сложновато. Ну, я и выгребал в старших классах, в 9 классе было несколько конфликтов. Но я всегда был очень самостоятельный – я в 8 классе пришел к директору и сменил класс из-за конфликта с классным руководителем, не поставив в известность родителей. Потом сменил школу после 9 класса, потому что мне там было некомфортно. Делал так, как хочется. У меня и в армии из-за этого возникала куча конфликтов. Я менял части, потому что я старался оставаться собой и не гнуться под какую-то ситуацию. Это и хорошо, и плохо, потому что с одной стороны это позволяет мне оставаться собой, а с другой стороны это доставило мне огромное количество геморроя. Приключений, конечно, много, но геморроя не меньше.

Поэтому в школе конфликтов с учениками почти не было, потому что я достаточно позитивный парень.

К: А начинать намеренно вступать в конфликтные ситуации…

Д: Я абсолютно неконфликтный человек.

К: У меня тоже сложилось впечатление, что несмотря на то, что ты всегда отстаивал себя, ты неконфликтный.

Д: Я неконфликтный. Я не люблю драться, хоть и умею. Не люблю. Я люблю самосовершенствоваться.

К: Получается, когда проект только начинался, тебе было тяжело идти на сознательный конфликт?

Д: Мне было катастрофически тяжело. Я постоянно был в состоянии жесточайшего диссонанса. Первые два года, когда ты выходишь на улицу, подходишь к машине, и в день тебя посылают на *** сто раз. Сто раз тебя посылают в пешее сексуальное путешествие, и ты говоришь: «Я сейчас пойду, но вы пойдете за мной, хорошо? Пойдем вместе». Просто ты не можешь осознанно нагрубить человеку. Ты вынужден в себе это подавить и культурно сказать: «Окей, я пойду, но сначала вы перепаркуйте свою машину, хорошо?». И, улыбаясь, ждать, пока человек отреагирует. Это помогло мне стать лучшим психологом, чем я был до этого. Я научился по мимике, жестам, движениям, тембру голоса определять степень агрессии человека, балансировать на ней, не допуская какого-то столкновения. Или допуская, но понимая, что этого не избежать.

Мне это далось очень тяжело. Если бы я не пошел заниматься вокалом, как неким способом канализации агрессии, мне кажется, у меня бы крыша потекла. Надо было куда-то эту историю уводить, была задача поднять свой скилл в этом вопросе, и я пошел заниматься вокалом. Иначе я бы точно потек крышей.

К: Творчество очень часто используется для слива всего подсознания…

Д: Приходишь, часочек поорал…

К: Поорал – это называется вокал? :D

Д: Первые три года как минимум. Пришел, поорал, потом начинаешь попадать в ноты.

К: Не только орать, а еще своим криком в ноты попадать. Есть какие-то дальнейшие планы развития этого проекта? Я так понимаю, что сейчас главные ваши направления – борьба с теми, кто ездит по тротуарам, неправильно паркуется и… все?

Д: Я уже года два лелею цель, мечту, не знаю, это такой вялотекущий процесс, у меня не хватает внутренних сил. Как человеку неконфликтному, который пережил это уже раз, заходить в эту реку дважды мне не хочется. Но я понимаю, что без моего участия это не решится никак. Мы потихоньку начали процесс переформатирования движения «СтопХам». Мне бы хотелось увести его из социально нагруженной ситуации, из агрессивной среды в более понятную. Переобуться на более социально направленный проект, социально более понятный, чтобы не было той агрессии, которую вызывают рейды с наклейками.

Мы сейчас набираем команду, и более активно начнем собирать с сентября, когда все вернутся с отпусков, с отдыха. Нам нужна студенческая база. У нас есть инструмент, у нас есть несколько каналов на YouTube, в том числе англоязычный больше чем на 600 тысяч подписчиков, есть узнаваемый бренд. И мы говорим: «Ребят, у нас есть инструмент, воспользуйтесь им. Нам нужны новые люди, которые воспользуются инструментом на договорных, бартерных условиях. Вы приходите к нам со своими идеями, желанием монтировать, заниматься юридической частью, вести блоги под ником «СтопХам», расследовать истории. Конструктивно расследовать, а не закидать [фекалиями], как это принято. Дать альтернативу, дать понимание, покопаться вглубь, и делать эту историю под брендом “СтопХама”». Это имеет предпосылки для того, чтобы постепенно расшириться в своих сферах на большее количество социально значимых тем и включить в эту работу больше людей. В понятную работу. Потому что понятно, что бренд узнаваемый – обыгран в КВН, обыгран в «Камеди», обыгран в фильмах, это уже мем. Наполнить этот мем новыми смыслами и поддерживать его в каком-то формате, чтобы он стал еще большим явлением и пережил десятилетие, а может и не одно – это нам по силам сейчас. Мы учимся монетизировать, учимся привлекать людей. Учимся привлекать спонсоров, потому что многие из тех, кто уже состоялся как бизнесмены, к этому моменту для них «СтопХам» это уже поколенческая история, на которой они росли.

Один из роликов с англоязычного канала «СтопХам»

К: Ну получается, что «СтопХам» это как бренд уже.

Д: Безусловно.

К: И при этом этот бренд возник стихийно.

Д: Изначально не было бренда. «СтопХам» не появился в 2010 году в мае, нет. В начале мы все делали очень коряво, как технологи мы были никакие. Когда думали, что будет написано на наклейках, выбрали лозунг «Мне плевать на всех, я паркуюсь как хочу». Это тупо, это очень не технологично, потому что это «многабукаф», это нечитаемо абсолютно. Но мы это сделали. И именно в таком формате («Мне плевать на всех…») это сейчас и является мемом.

Это означает, что вы можете сделать известным все что угодно, при правильном подходе и стечении обстоятельств.

Потом уже, через год, появилась аббревиатура «СтопХам». Мы просто придумали ее. Нужно было как-то назвать эту историю.

К: Получается, что любой человек сейчас может, не согласовывая с вами, использовать эти наклейки и представлять ваш бренд?

Д: Они продаются в «Ашане». :D Вы можете клеить эти наклейки с надписью «Мне плевать на всех…», но если вы хотите быть именно «СтопХам», есть определенные правила.

И обычно люди, которые хотят двигаться с нами, хотят рассчитывать на наши ресурсы, – на это тоже есть свой расчет. То есть они создают свою группу, мы ее «подсвечиваем» в своих группах, они создают свой канал, который мы «подсвечиваем» на своих каналах, – то есть идет перетекание трафика.

И тогда вы должны соответствовать. У вас должна быть своя группа, своя аппаратура, вы должны найти себе помещение, вы должны обосновать, почему это интересно вам и в каком виде вы хотите этим заниматься и так далее. И вы не должны выходить за рамки закона. Это принципиально. Вы не имеете никакого отношения к «СтопХаму», и мы первые будем звонить, кричать, писать, чтобы вас, к примеру, посадили, чтобы вы не портили честное имя «СтопХама».

К: Получается, что нужно как-то контролировать этих людей, которые за свои деньги наклеивают наклейки, но могут некорректно себя вести, выходить за рамки политики бренда.

Д: Невозможно контролировать. Ну невозможно физически. Вы должны понимать, что единственные здесь рамки – это рамки закона. И мы можем говорить, например, что не согласны с действиями этого отделения. Но они могут называться не «СтопХам», а, к примеру, «СтопХам. Владивосток», – это уже другой бренд. Или «СтопХам. СПб». И делать это в рамках закона.

Изначально «СтопХам» – это не про закон. Вообще нет. Это про справедливость. Мне по хрену, стоит человек вторым рядом или нет. Это не мое дело. Но если человек стоит вторым рядом и мешает проезду огромному количеству людей, если он конкретная помеха, – это мое дело. Если он перегородил перекресток, если он встал на тротуаре, если мне трудно пройти мимо него, боком как-то, не испачкавшись, – это мое дело.

Это очень субъективно, я понимаю, это, к сожалению, не идеальная модель. Но я говорю, – идеальных моделей не существует. Люди, которые предлагают: «Давайте их запретим», «Они не имеют права», – ну ок, давайте, и все останется как есть. Но их-то все устраивает, – тех людей, которые так говорят. Они, попадая в какую-то ситуацию, будут ее решать старыми понятными способами. Кому-то «занесешь», где-то по звонку решишь вопрос, кто-то по-братски сделает. Это, получается, идеальная модель?

Но я не согласен с этим. Я имею на это право? Я хочу жить в более цивилизованном, с моей точки зрения, обществе. Где есть понятные правила игры. Где судья Хахалева не может потратить 5 млн рублей на свадьбу своей дочери. И фотографии с ворами в законе – автоматическое решение всех возможных кидалов. Она же до сих пор сидит там. И расчехляет псевдоблоггерам, чтобы они отмывали ее имя в интернете. И таких примеров – миллион.

Я понимаю, что с этим невозможно побороться очень быстро, – это медленный процесс изменения нормы. Но если ты не меняешь норму в одну сторону, она будет меняться в противоположную.

Энтропия – это процесс, который не зависит от твоего участия. Разрушение и саморазрушение – это гораздо проще, чем созидание. А я понимаю, что это вопрос саморазрушения, когда мы говорим: «Да пускай все будет, как есть». И люди, которые говорят это, они, может быть, не со зла это говорят. Просто с возрастом человек может стать консерватором, это нормальное явление.

Приписывают слова Черчиллю, но не знаю, кто это сказал, что если ты не был в 18 лет революционером, то ты подлец, если остаешься им в 40, то ты чудак. И я понимаю, что это норма. Когда ты просто консерватор и пытаешься жить в мире, к которому привык, и не понимаешь, что это может быть не совсем верно и не отвечает духу времени. Но многое меняется.

Меняется скорость обмена информацией, меняется целесообразность тех или иных законов в том числе. И попытка жить законами 19-го века в 21-м, – это нонсенс. А у нас все именно так и происходит. Мы сейчас пытаемся жить по законам середины 20 века, написанных еще в Советском Союзе, в постиндустриальном мире. Ну о чем речь тогда идет?

К: Получается, что в вилке «по закону» или «по справедливости», – ты «по справедливости».

Д: Да. В рамках закона, но по справедливости. :D Если тебе не нравится закон, ты не можешь просто сказать: «Мне не нравится закон, я не буду его исполнять». Если мы по такому пути пойдем, это будет анархия абсолютная, и мы придем просто к самоуничтожению. Вопрос закона – это то, что ограничивает наш вид от взаимного уничтожения.

Но при этом, если тебе не нравится закон, ты обязан его менять, если ты считаешь, что он не работает. Если ты можешь, – ты должен. И у нас этого нет, к сожалению. И для меня движение «СтопХам», – это в том числе замотивировать какую-то часть людей думать по-другому. Встряхнуть их немножко.

Если вам не нравится «СтопХам», то придумайте другую историю. Но не сидите на [заднице] ровно. Вы хотите мне оппонировать, – оппонируйте, я буду хлопать в ладоши. Вам уже не все равно. Но делайте это конструктивно. Делайте это с точки зрения вовлеченности в процесс. Прочитайте книжки, скажите: «Дим, ты не прав поэтому, поэтому и поэтому, твои аргументы – гавно». Я послушаю и скажу: «Блин, спасибо, ты сделал меня лучше».

Но даже этого нет, – есть попытки зашвырять тебя грязью.

К: А ты сам всегда соблюдаешь закон?

Д: Не совсем. Не всегда. Я недавно проходил полиграф, и это тоже от непонимания. Ведь нарушение административного доказательства, – это тоже нарушение закона. А мне периодически приходят штрафы из-за неправильной езды.

Поэтому не бывает черного или белого. И я периодически нарушаю скоростной режим, потому что не успеваю перестроиться. В Москве ты едешь-едешь 80 км/ч, потом на Ленинградке 60, а потом опять 80. Я, например, забываю об этом часто, а мне раз, – и штраф приходит. Выехал за город, – дорога идеальная, никого нет, едешь на 130, а потом приходит штраф. Машина позволяет и на 230 ехать, но ты едешь 130 и никуда не спешишь. Для тебя это норма, а с точки зрения закона – нет.

Мы все – живые люди. И если я никому не мешаю (а я в этом плане никому не мешаю, если еду не 60, а 80 или 130 км/ч, это вопрос моей личной безопасности), и если я никого не подверг опасности, это остается на моей совести, я за это заплатил штраф. Вопросов нет.

К: Глядя на сами ролики в целом складывается ощущение, что люди, которые это смотрят и которым это нравится, уже имеют изначальный интерес к проекту (как к «Дому-2»), и получается, что этот интерес как-то закрепляется. Просто как троянский конь вместе с этим пытается проехать что-то адекватное. Я правильно понимаю схему?

Д: Абсолютно. Я понимаю все самые сильные и слабые стороны своей аудитории. За счет ТВ мы покрываем большую часть взрослого населения, за счет интернета – большую часть молодежи. Женская часть выпадает, потому что это не ее формат. А у «Дома-2», к слову, женская аудитория.

Но троянский конь здесь есть. И, безусловно, на это расчет, – что просматривая ролик за роликом, на 20-м ты понимаешь, – «ааа, вот в чем суть: не надо быть чудаком». Да, это те зашитые паттерны поведения, которые мы пытаемся провести. И проносим как-то.

К: Ты еще в самом начале сказал, что когда вы быстро принимаете кого-то в свои ряды, вы как бы «прощупываете» его на адекватность.

Д: Мы страницы просматриваем в социальных сетях.

К: Мне вот интересны сами механизмы, как вы определяете адекватность человека.

Д: Просматриваем, что человек смотрит, что человек ставит в углу стола, где он фотографируется, с чем он себя идентифицирует и как он себя позиционирует. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы поговорить с человеком несколько раз, – даже одного диалога и быстрого просмотра странички в социальных сетях зачастую достаточно, чтобы понять основные направления мышления и деятельности, и что человек из себя представляет.

Поэтому мы не чураемся таких способов и, безусловно, используем их.

К: В связи с этим сейчас есть горячая тема, даже в среде интернет-маркетинга (это тема, наверное, на все времена): если ты хочешь, чтобы то, что ты делаешь, получило еще большую популярность и распространение, нужно еще обязательно присыпать это сверху битым стеклом или перчиком, или чем-то таким. То есть просто делать хороший контент, нужный людям, – это не так круто, как делать, чтобы время от времени сказали еще, что это [задница].

Д: Да, это обязательное условие. Ну а что вы хотите? Если у нас основная часть населения слабо образованна и воспитана, и слово [«задница»] всегда будет работать на подсознание. Извините, а что движет людьми в большей степени? Что привлекает внимание всегда и везде? Ну, секс. Но у нас же социально неприемлемо об этом говорить. Это считается низким. Но это работает на такие глубокие слои подсознания и напрямую попадает в мозг, минуя все остальное. Это прямое попадание. Ты показываешь накаченного мужика, – и сразу привлекаешь женскую аудиторию, ты показываешь [задницу] или большую грудь, – привлекаешь мужскую аудиторию.

Безусловно, это работает. Везде.

К: В общем, ты считаешь, – что работает, то, в общем-то, и надо использовать.

Д: Это не я считаю, это жизнь показывает, – что работает, то и используют. Мы можем от этого отказаться, но как я уже говорил, практика показывает, что здесь нужна либо системная поддержка государства, чтобы что-то получило популярность, без постукивания в подсознание. Либо постукивание в подсознание.

Ну а как ты привяжешь к чему-то успешному? На чем выезжают известные блоги? Я уже говорил, – есть небольшое количество тем, которые вызывают кипение или «разрыв пуканов», это подтверждено не единожды.

Я в «Фейсбуке» часто пишу. И если пост касается чего-то абстрактного, например о справедливости, это может не вызвать ничего, – например, сто лайков и 2 репоста. Если я напишу что-нибудь про религию, это соберет 200 тысяч лайков и тысячу репостов, там такой холивар начинается в комментариях, что тебе даже делать ничего не надо. Люди просто высказывают свою точку зрения, и каждый уверен, что прав именно он, никто не стремится услышать доводы оппонента.

На этом и строится, во многом, разжигание интереса к той или иной теме. И это не меняется уже на протяжении многих тысяч лет.

К: Если не получается пробиться из информационного шума, не используя такие вот якоря, получается, что эти якоря необходимо использовать, если хочешь быть услышанным. Но за счет этого постепенно появляется возможность как бы отбрасывать эти якоря?

Д: Если вы будете иметь только эти якоря, вы не будете отличаться от большинства уже существующих форматов. То есть основные критерии успешности – это уникальный контент, это ваша личная харизма, и те способы, которые помогают приобрести изначальную успешность и привлечь аудиторию в самом начале.

Все зависит от массы факторов: какая у вас аудитория, какие у нее интересы. То, что интересно 18-летним, не интересно 40-летним, и наоборот. Нужно учитывать интересы аудитории, регионы, уровень заработка и т. д. Нужно понимать, с кем вы работаете, чтобы быть успешным в той или иной стезе.

Мы со «СтопХамом» в свое время попали, в нерв, – в определенной степени нам повезло. Мы попали в актуальнейшую тему. Потому что 7-8 лет назад в Москве с точки зрения проезда была адовая [задница]. По-другому не скажешь, все было на самом деле плохо. Мы подняли очень актуальный вопрос.

Сейчас все не так. И все изменилось во многом благодаря системной работе правительства Москвы. Но и мы привлекали внимание к этой истории, поэтому отчасти тоже можем это себе приписать.

Поэтому, если вы занимаетесь чем бы то ни было, вам нужно четко понимать, – кто ваша аудитория, чем она занимается, сколько она зарабатывает, сколько ей лет, где она живет, какие у нее интересы. И уже тогда, от этого отталкиваясь, вы начинаете формировать свой продукт, который должен быть уникальным, хотя бы отчасти интересным или опираться на те триггеры, о которых мы рассказывали (секс, насилие, юмор, религия, смерть и т. д.).

То есть вы каким-то образом цепляете эту тему, вызываете определенную эмоцию, делаете привлекательную оболочку, – и тогда это будет пользоваться популярностью. Плюс опора на внешние авторитеты, – если есть такая возможность. Имеется в виду заимствование чужих аудиторий, публикация в популярных блогах, – это все дает возможность получить свою изначальную аудиторию.

Мы тоже пользовались всем этим. У нас тоже были лояльные люди, которые размещали наше видео, давали нам возможность стартовать в топ «Ютьюба». Хотя тогда Youtube был пустой площадкой и тогда было несложно, делая какой-то годный контент, получать «топы».

К: А сейчас спадает популярность проекта в целом?

Д: Конечно, нельзя 8 лет кормить людей пшенкой или манкой и, рассчитывать, что люди будут говорить, как тот кот из анекдота, «вау, манка!». Поэтому у нас есть задача сделать некую реформу, потому что проект узнаваемый, сейчас подрастает новое поколение людей, которые выросли вообще только при Путине, которые в жизни другого не видели, и апеллировать к ним с точки зрения какого-то их тяжелого прошлого уже невозможно. Это я помню 90-е, потому что я в них рос. А сейчас общаешься с людьми, они вообще не помнят ни бандитов, ни 90-х, подростки в этом смысле – счастливые люди.

Они просто хотят жить лучше. Просто хотят иметь больше возможности потреблять. И это другая аргументация. И нужно перестраиваться. О чем, наверное, не совсем догадываются люди, которые занимаются в России молодежной политикой.

К: Молодежная политика, получается, должна равняться под интересы молодежи…

Д: Молодежная политика должна подстраиваться под изменяющийся мир. Вообще, молодежная политика должна быть. У нас словосочетание есть, а политики нет. Это как, еще раз говорю, попытка жить законами 19 века в 21-м. То есть то, что было актуально 10 лет назад для молодежной политики, неактуально сейчас на 90 %. Потому что изменилось поколение. Это абсолютно другие люди. У них мемасы другие абсолютно. Вы с ними говорите на разных языках вообще.

А люди, которые занимаются этим в органах госвласти, – для них это не является приоритетом. Это что-то, что не влияет на конъюнктурную ситуацию в стране, это не используется, как ресурс. А у меня альтернативное мнение. Если есть смысл во что-то вкладывать и что-то делать идеей «фикс» для страны, неким вектором развития страны (у нас же национальная идея не сформулирована вообще).

Вот для меня дети и подростки – это национальное мнение. Потому что как корабль назовете, так он и поплывет. Что вы им в бошки вложите, то они и будут воспроизводить своим детям. Если вы не сломаете этот вектор, когда коррупция – это норма, когда хамство – это норма, вы будете получать хамство и коррупцию на протяжении десятилетий и столетий. Ищите предпосылки здесь. Пока вы корневую систему не вырубите, у вас будет произрастать то, что произрастает всегда. Вот это будет плющ ядовитый на вашем участке.

К: Вопрос, который тебе многие хотели бы задать, – как тебе вообще живется с таким количеством врагов?

Д: Я не знаю, честно говоря, о своем количестве врагов. Да если честно, мне глубоко насрать. Вот фиолетово-перпендикулярно. Наверное, заметно, что я люблю покопаться, – и в себе, и в окружающих. В себе, наверное, в большей степени. Так как я человек не религиозный (а если рассматривать все религии, то буддизм мне ближе с точки зрения идеологии), – ну мне пофигу, что думают обо мне другие люди. По крайней мере, я ко всему стараюсь именно так относиться. То, что происходит вокруг – оно происходит вокруг, это неважно абсолютно, это все со временем сглаживается.

Есть люди, которые ведут себя по отношению ко мне некорректно. И ситуации бывали разные, в каких-то ситуациях я «кипел». И бывали разные некрасивые ситуации, которые вызывали у меня эмоции, – я себя останавливал и останавливаю, для того, чтобы не придавать этому какое-то значение. Потому что чем бы ты не занимался, ты всегда будешь вызывать у людей зависть, злобу.

Была ситуация буквально год назад, когда я решил, после долгих лет, сдать на краповый берет. И это закончилось для меня совершенно неожиданно, когда люди, которых я уважал, поступили непонятным мне образом. Это был как какой-то удар сзади по голове. Я пытался разобраться, я на эмоциях связывался с людьми: «Зачем, почему?». Это же вранье откровенное. То есть как в анекдоте, когда собираются евреи и говорят:

– Мы хотим назначить сына Авраама раввином.

– Я против, – сказал Мойша.

– Почему?

– Потому что у него дочери проститутки.

– Как же, у него же только сын?

– Я ничего не знаю, я свое мнение озвучил.

И большинство людей никогда не копает вглубь. У нас же задача какая – слух какой-то развиваешь, а потом он живет своей жизнью.

Я тоже копался-копался. А потом плюнул – да пошли вы в [задницу]! Ну правда, чего по этому поводу заморачиваться, – сказали какую-то откровенно [ерунду]. Люди, которые меня знают и видели первые ролики «СтопХама» вряд ли смогли бы назвать меня трусом. Ну, которые хотя бы немножко со мной знакомы. А на всех остальных мне [наплевать].

Основная масса людей – это масса. Они тебя сегодня любят, завтра – ненавидят. Ты можешь «переобуться» в любой момент. И, понимая это, ты просто стараешься жить в гармонии с собой, окружая себя теми людьми, с которыми тебе комфортно. Поэтому я не держу врагов настолько близко к себе, чтобы по этому поводу переживать. Они где-то есть. Я уверен, что есть.

Враг – это ведь тоже категория достаточно абстрактная. Кто такой враг? Мы же живем не в 18-19 веке, когда понятно: вот твой вассал, вот твой сюзерен, а вот твои враги. Все очень четко: черное и белое. А я не люблю черных и белых цветов. Жесткая дихотомия, разделение – это не мое. Правильно сказано, что не бывает постоянных союзников и врагов, – постоянными бывают интересы. У государства, по крайней мере. И это очень правильно.

К сожалению, люди не учат историю, люди не учат политологию, люди не любят читать. Поэтому у нас все изобретают велосипед. По поводу врагов я не парюсь. Если бы парился, я бы с ума сошел.

К: Какой основной способ заработка у тебя сейчас, и когда начиналось движение?

Д: Когда только начиналось движение, разные подработки были. За свою жизнь я работал и официантом, и учителем, в том году я работал в магистратуре МГППУ.

К: Какой предмет?

Д: Преподавал фандрайзинг и молодежную политику. Ну, что умею.

Сейчас занимаюсь криптовалютами. Майнинг и криптовалюты – это то, за чем будущее, хоть многие этого и не понимают, потому что погружены в эту тему весьма и весьма условно, совсем поверхностно. Помимо всего прочего, я оказываю GR-услуги.

К: Что это такое? Я отсталый в этом плане.

Д: Поскольку я 8 лет так или иначе кручусь в политике (хотя на самом деле больше, – с 2005 года), я оброс базой контактов, которые помогают людям решать их вопросы. Вполне законно, легально, но, зачастую, у них не хватает возможности дойти до нужных людей или преодолеть бюрократические барьеры. И я им в этом помогаю.

У меня есть часть таких адресных посевов, инвестиционных, которые на протяжении долгих лет сеяли различные проекты: это интернет-проекты, какие-то площадки в интернете, которые продают что-то или что-то создают, какие-то рекламные агентства. Здесь у меня небольшие, но постоянные притоки инвестиций.

Я не большой любитель складывать все яйца в одну корзину.

С недавнего времени я – руководитель департамента в университете «Синергия», – мы делаем новый большой департамент. Я пока не могу сказать, чем именно мы будем заниматься, но это, скажем так, работа со студентами. То есть, получается, что я сейчас официально трудоустроен в «Синергии». Но это не является львиной частью моих доходов. Это скорее для самореализации, для души, ну и в том числе для кошелька. Но больше именно для возможности что-то новое попробовать.

К: Подводя итог, давай обобщим, – в чем ты думаешь главная причина того, что проект взлетел?

Д: Одну причину назвать?

К: Ну нет, можешь комплексно на это посмотреть.

Д: Там действительно комплекс причин. Мы пришлись ко времени. Мы были в самом начале «Ютьюба», когда не было годного контента, и это было актуально. Мы пришлись ко времени, мы делали системный продукт, мы делали уникальный продукт, – потому что ничего подобного не было на западе, мы не копировали западные модели, мы, наоборот, с этой моделью вышли на запад. У нас, например, есть отделение, в Мексике, что для многих является новостью. Также в Грузии есть «СтопХам».

Мы сделали проект очень правильно в плане драматургии. Потому что есть герои, которые просто как библейские Давид и Голиаф делали некое противостояние чего-то маленького против большого, и которое побеждает. Это всегда очень хочется смотреть. Мы сделали проект, который эмоционально очень насыщенный. То есть это те составляющие, которые позволили выстрелить, ведь необходим разгон, чтобы выйти на орбиту. А на орбите уже нужно будет просто поддерживать высоту.

К: А если из этого комплекса, который повлиял на толчок, убрать скандальность подачи материала, взлетело бы или нет, как думаешь?

Д: Я не могу спрогнозировать… тем более, что из этого невозможно было бы убрать скандальность просто по причине того, что мы обращались к людям, которые не были к этому готовы. То есть мы не были первопричиной этого скандала, только если в том смысле, что мы обращались к людям. Даже если бы мы не клеили наклейки, само обращение и та форма, в которой люди высказывались, – она была агрессивна. Наклейка – это только триггер.

Если бы у нас не было способа повлиять на ситуацию, все бы осталось на уровне диалога. «Вы дураки! – Нет, вы дураки!». И все. А потом человек показал бы на нас, что мы дураки. Но мы бы ушли. И для них это был бы проигрыш. Потому что он остался, а мы ушли.

И нам необходимо было прийти к тому, что мы находимся в выигрышной ситуации. Люди любят победителей, они не любят неудачников.

К: Спасибо большое за диалог.