В какую бы глубокую древность ни уходила своими корнями история нашей цивилизации, в этой истории не было ни одного светлого промежутка (зачеркнуто) периода, когда сексуальная жизнь человеческой женщины не была бы полна драматизма.
Так уж сложилось, что в нашей культуре секс всегда был так перегружен смыслами, что был под ними практически погребен. Я имею в виду, разумеется, европейскую культуру. Это просвещенные китайцы могли беспокоиться о гармонии стихий и гонять туда-сюда энергию Ци, в том числе и в койке. Европеец такими глупостями не занимался, он сразу же, едва взявши в руку палку-копалку, сообразил, что секс есть репрессивный инструмент, т. е. палка-копалка номер два для контроля над реальностью. И в дальнейшем уже придерживался этой версии. Даже в античном мире, где все телесное было все-таки мало-мальски богоугодно, женская сексуальность была в лучшем случае священнодействием во имя Великой Богини (и то лишь по большим праздникам), т. е. опять-таки носила, извините за мат, общественный характер и имела к собственно пациентке довольно опосредованное отношение. Порядочная матрона на супружеском ложе и порядочная гетера в вертепе – обе совершали служение и ритуал, т. е. были, в сущности, обе на работе.
Простодушное Средневековье и еще более простодушный Ренессанс предлагали другую трактовку: женская сексуальность стала манифестом бунта против замогильного общественного регламента. Когда какая-нибудь краснощекая Катарина задорно совокуплялась за амбаром с соседом Петруччо – она это делала не ради оргазмов. Это был ее способ всех оставить в дураках, начиная с простака-мужа и кончая Господом на небесах, утвердить тем самым свою витальность и повысить самооценку. Ей важен был ее внутренний статус ловкой и озорной бабенки, и секс был просто единственным доступным ей инструментом, а оргазм – необязательным, в сущности, бонусом. У господ происходило ровно то же самое: либо супружеский секс как повинность, либо внебрачный как взлом матрицы – либо манифестация конформности, либо наоборот, но в обоих случаях это было не про секс, а про гражданскую позицию.
Прямой обмен сексуальных услуг на материальные блага или преференции мы здесь не рассматриваем, потому что это не про секс по определению. Мы рассматриваем только бескорыстные э-э-э… мистерии страсти. И всякий раз оказывается, что в этих мистериях страсть как таковая настолько побочный эффект, что ею можно пренебречь.
В насквозь сексуализированном барокко и тем более рококо секс становится предметом престижного потребления. Когда графиня де Санфасон отдается в беседке маркизу де Шардонне, смысл этого действия не в ощущениях под кринолином, а в том, что она не какая-нибудь святоша, а просвещенная мадам, понимающая толк в изящном. Т. е. светская женщина занимается сексом добровольно и бескорыстно, но не ради секса, а ради того, что он символизирует. У женщины из народа соображения еще более безрадостные – либо ее соблазнил негодяй, либо она торгует собой ради куска хлеба, либо она венчаная жена и ей некуда деваться. Т. е. смысл этого события лежит не в сфере эротики, а в совершенно других сферах, преимущественно в сфере голого выживания.
Промышленный 19-й век предлагает нам две основные модели женской сексуальной активности (проституцию мы оставляем за скобками наравне с супружеской жизнью, поскольку и то, и другое небескорыстно и недобровольно). Первый сюжет – нежная и удивительная влюбилась и бросилась в объятия как в омут головой (конец плохой). Второй сюжет – богатая бездельница влюбилась и бросилась туда же, конец аналогичный. Разница в том, что первая делает это от нежности и удивительности, а вторая – от безделья. Но опять-таки ни та, ни другая не имела в виду секса как такового. Одна бросает, так сказать, всю себя к ногам любимого, совершая акт самоотречения. Вторая жаждет событий, разнообразия жизни и подтверждения своей значимости. Насчет значимости, кстати, первая тоже не без греха: раньше она была пустое место, а теперь она женщина трагической судьбы.
В эпоху атома, в общем, тоже мало что изменилось. Еще два поколения назад основным стимулом, побуждавшим женщину соглашаться на близость, была надежда на замужество. В постели ее занимал главным образом вопрос, женится на ней этот придурок или нет. А если придурок уже женился, то не уйдет ли он к другой. Т. е. ее заботили проблемы экзистенциального масштаба, а то, что происходило, так сказать, здесь и сейчас, по сравнению с ними было несущественно. Что в очередной раз демонстрирует примат духовного, свойственный нашей культуре, и полное пренебрежение к земному.
Пару лет назад я провела опрос среди знакомых женщин. Им предлагалось вспомнить причины, когда-либо побудившие их лечь в постель с мужчиной. В результате получился довольно длинный список, в котором желание секса с этим мужчиной (т. е. дословно «потому что я безумно его хотела») упоминалось буквально один или два раза. Всего причин было названо около пятидесяти.
Причем это касается как первого сближения, так и 150-го свидания в рамках стабильных и в целом беспроблемных отношений. «Сколько можно чай пить, пойдем уже спать» называется этот аттракцион.
В скобках заметим, что секс в этом случае опять-таки не самоцель, его ценность именно в том, что он символизирует развитие отношений в случае первого свидания и подтверждения статуса этих отношений в случае свидания рутинного. «Теперь мы пара» или «мы по-прежнему пара», таков смысл этого секса, в отличие от монологов любимого, в которых смысла нет вообще.
Разновидностью первого пункта является ситуация, когда скучно не с партнером, а без него. Не в том смысле, что она соскучилась, а просто у нее такая унылая жизнь, что она хочет с этим человеком всего и сразу, чтобы хоть немного наверстать. Ей не нужен ни этот человек, ни секс с ним, ей нужно выйти из депривации и неважно как.
Статус «теперь мы пара» на втором месте по частоте упоминаний. Если кавалер даму очаровал, даме некогда расслабляться – ее мучает неопределенность. Ей нужна ясность. «Кто мы друг другу?» – как бы вопрошает она. Секс в данном случае служит для нее подтверждением честных намерений кавалера (не смейтесь, мне самой смешно, но это так). С этой постели она встанет уже другим человеком – женщиной, состоящей в отношениях. Все, что в этой постели происходит – это ритуал, чтобы не сказать обряд. Чтобы не сказать инициация. Какой секс, вы о чем вообще? Тут судьбе поворот.
Имиджевый секс. В эту группу можно объединить все мотивы, завязанные на самооценку и связанные с ней заблуждения. Секс в клубе за портьерой под лозунгом «я такая внезапная». Нелепое приключение на корпоративе под девизом «я волчица / львица / тигрица / ослица (зачеркнуто)». Роман с первым встречным, кодовое название «18 мне уже». То же самое в 45 лет, называется «я еще ого-го». Это все не секс, это самопрезентация, причем довольно мучительная.
Секс из вежливости. Отношения есть, и они развиваются, наступает момент, когда их пора как-то легитимировать. Теперь уже мужчина ждет от дамы расписки в честных намерениях, а также подтверждения того, что он не зря тут корячился (зачеркнуто) для нее что-то значит. Дама не готова и не хочет, но легальных отмазок не видит, плюс эти отношения ей чем-то дороги. В конце концов, кавалер свою часть программы исполнил без косяков и вправе рассчитывать на какое-то алаверды. Это не секс, это художественное высказывание.
Секс из вежливости-2. Отношения есть, секс в отношениях есть, опротивел этот секс до визга, но отмазок опять-таки не видать. Партнер ни в чем не провинился, расставаться причин нет. Если она его партнерша, она несет ответственность за его благополучие, в том числе телесное. Отказаться от секса с постоянным партнером означает поставить под вопрос свой статус партнерши. Это вызов, это скандал, мужчина вообще завопит, что это предательство. Слишком хлопотно, неловко, несправедливо по отношению к партнеру, проще смириться. Это не секс, это программа лояльности.
Секс как бенефис. Цель – потрясти партнера своим великолепием и снискать признание. Партнер восхищен и смят, он раздавлен, он такого никогда не видел. «Необыкновенная женщина», – стонет он – «богиня». Это не секс, это показательные выступления
Секс как бенефис-2. То же, что в предыдущем пункте, ключевое слово – богиня. Пациентка упивается своим всемогуществом. Он в ее руках, это она тут карает и милует. В ее власти сделать его счастливым и буквально вознести на небеса. Месседж тот же, «Видал, как я могу?», только в этом случае месседж адресован не партнеру. Это уже разборки с Творцом, то есть вообще ни секс никаким боком.
К этому еще прибавляется вековой double-bind, когда от женщины ожидается и даже настойчиво требуется одновременно и целомудрие, и пламенность. В разные эпохи это требуется в разных пропорциях, но всегда комплектом. И бедная тетка вечно пытается лавировать между этими полюсами, и в постели ей приходится демонстрировать, что она в тренде – и чистая голубица, и безумная вакханка в одном флаконе. На то, чтобы донести до мира этот сложный образ, тратится еще куча энергии, как будто ей без этого мало горя.
Прошли какие-то адские тысячи лет, корабли уже бороздят все подряд, вон на Марс уже скоро полетим за каким-то лешим. А женщины по-прежнему ложатся в постель с мужчиной для чего угодно – ради коммуникации, ради социализации, ради самопрезентации, в терапевтических целях, в благотворительных целях, из прагматических соображений и из альтруистических, - только не для того, ради чего вообще существует секс.
Вообще-то он для того, чтобы крепче обняться.