Социальные сети в России пусть с оговорками, но остаются полем свободного самовыражения. И в то же время это главный современный канал доступа к массовой аудитории. Поэтому возможности соцмедиа трудно игнорировать даже самым традиционным организациям, в том числе и Русской православной церкви. Рассказываем, как уживается полуанархия российских соцсетей с мемами о религии, а каноны РПЦ – с православным блогингом.
Новые форматы старых традиций
Русская православная церковь и ее деятели давно видят в соцсетях то же, что и все: рупор, через который можно доносить информацию и влиять на миллионную аудиторию. РПЦ в виртуальном пространстве находится примерно в тех же условиях, что и прочие организации, и вынуждена бороться за внимание пользователей. Пока «Додо Пицца» в онлайне наращивает число покупателей, христианство через YouTube ведет юзеров к вере.
Спрос на такой вид взаимодействия с церковью у православных людей предсказуемо вырос в пандемию. Религия всегда была важной эмоциональной поддержкой для верующих. На фоне турбулентного последнего года ее значение только возросло, а доступ в храмы при этом для многих ограничился. Так что многим священнослужителям пришлось пробовать себя в роли стримеров.
Пенсионеры, особо уязвимые перед COVID-19, люди с ограниченными физическими возможностями и другими особыми состояниями здоровья не могут с легкостью прийти в церковь. Для них единственная возможность пообщаться с представителями духовенства – социальные сети. Хорошим примером тут является проект РПЦ «Поговори со священником» в «Одноклассниках». Он был запущен в пандемию для помощи тем, кто хотел поговорить и получить совет, но потерял возможность посетить храм.
Как отмечает Валерий, для кого-то личное присутствие в принципе может являться барьером. Многим просто легче описать свой запрос в письменном виде, и лишь в соцсети это можно сделать анонимно.
По мнению разных представителей РПЦ, для нее важнее всего именно эта задача в соцмедиа – сокращение дистанции между собой и людьми. Соцсети дали беспрецедентный по масштабам шанс показать церковь дружелюбным и открытым для всех местом, а священнослужителей не как особую касту, а как обычных людей.
Личный бренд отца-настоятеля
Православные блогеры распространены в рунете не в том количестве, в котором в нем присутствуют эксперты и многодетные мамы. Число подписчиков в масштабе блогосферы у них тоже не самое большое. Однако они есть – от нано-блогеров до многотысячников.
Один из наиболее ярких примеров – отец Павел Островский из подмосковного поселка Нахабино. По части ведения соцсетей он может дать фору многим брендам. Отец Павел ведет свою передачу на YouTube (около 30 тыс. подписчиков), снимает ролики для TikTok (1 728 подписчиков), ведет аккаунт «ВКонтакте» (7,5 тыс. подписчиков).
Instagram – наиболее развитый профиль священника на сегодня: его аудитория составляет около полумиллиона. Для сравнения, у патриарха Кирилла в Instagram 152 тыс. подписчиков, а вот «ВКонтакте» – тоже около 500 тыс. Шапка профиля в Instagram отца Павла оформлена по всем правилам соцсети и содержит провокационную фразу: «Вы еще не раз отпишитесь от меня».
Отец Павел регулярно пишет лайфстайл-посты о своих буднях, снимает stories, общается с подписчиками и собирает донаты на храм. Другими словами, верующий блогер явно понимает, как работает личный бренд.
По словам Валерия Сидоренко, это логично: как и в случае с продвижением бизнеса, в православной среде людям важнее видеть людей, а не онлайн-представительства приходов.
Я считаю, что христиане должны свидетельствовать о своей жизни во Христе, в том числе в социальных сетях. Важным считаю и проявление христиан как обычных людей. Это позволяет показать, что православие не какая-то архаика и помогает избавляться от стереотипов. Демонстрировать, что православные люди могут быть очень разными. От интеллектуала, который читает не только святых отцов, но и Лакана или Фуко, до человека на мотоцикле, который слушает тяжелую музыку.
Среди форматов особой популярностью пользуется видеоконтент: стримы, интервью, IGTV, короткие видео в формате «вопрос-ответ». Особенностей, которые бы отличали продвижение РПЦ от стратегий популярных брендов, селебрити, блогеров в общем-то нет.
Личный бренд священника сейчас лежит в основе коммуникации Церкви с аудиторией, поэтому развивать его важно. При этом священник, ведущий блог, и блогер-мирянин все-таки отличаются. Учитывая особенности института Церкви, на первом месте в коммуникации представителей духовенства все же стоит сообщение религиозного характера, а уже потом – личность коммуникатора.
Локальные церковные организации все чаще заводят страницы в соцсетях, и РПЦ как организация тоже имеет официальные представительства на всех наиболее известных площадках. Ими заведует одна пресс-служба святейшего патриарха. Аудитория на разных площадках исчисляется тысячами: 55,2 тыс. на YouTube, 3 683 на Facebook, 63,9 тыс. в «Одноклассниках». Это совсем немного с учетом общего размера паствы РПЦ (Патриарх Кирилл оценил ее в 180 млн человек).
Главное, чего пока не достает в этом [деле ведения соцсетей], – профессионализма, но он придет. Церкви как очень традиционному институту здесь требуется время. Современные средства коммуникации несут множество сложностей для Церкви: это институт, воспроизводящий порядок, заложенный с апостольских времен. Неповоротливость Церкви в социальных сетях во многом объясняется неспособностью многих священников донести Слово Божье на понятном широкой аудитории языке. И дело здесь не только в том, что работе в соцсетях не учат в семинарии. Главная сложность в том, что лишенное цензуры пространство чуждо пастырским истинам. Священник не может уподобиться звездам TikTok, используя на полную эти площадки. Поэтому православные звезды интернета даже близко не могут приблизиться к топ-блогерам по популярности. Для них это что-то сродни партизанской деятельности в среде, где действуют чуждые правила.
Православная ниша
В то же время отдельные православные блогеры демонстрируют, что уже сегодня чувствуют себя в соцсетях вполне комфортно. Пока условия им способствуют.
Блоги и каналы на православную тему имеют сравнительно много шансов на успешный органический рост.
Свою роль здесь играют, во-первых, особенности аудитории. Верующие люди, для многих из которых религия – определяющее связующее звено с другими людьми, сами ищут профильные площадки, чтобы почувствовать общность «со своими».
Во-вторых, ниша гораздо менее конкурентная по сравнению со многими другими: все же пока далеко не каждый священник умеет и хочет вести блог.
Продвижение моего канала на YouTube было органическим. Я не покупал рекламу, только провел SEO-оптимизацию площадки: подобрал теги, ключевые слова, оформил нужным образом названия и описания, подогнал тайминги и т.д. Половина моей аудитории пришла через рубрику «Похожие видео».
Что касается коллабораций, то их было сложно делать: священников-блогеров мало, и при этом не со всеми и не во всем я согласен. А в целом, как и везде, эффективнее всего работает хороший контент. Если ты говоришь интересные вещи и что-то представляешь из себя как личность, люди подпишутся.
Что касается тех, кто все же добавляет к самостоятельному развитию блога личные усилия, для роста аккаунтов здесь используют те же тренды и механики, что и представители других ниш блогинга.
Священник Николай Бабкин в своем профиле в Instagram проводит тематические прямые эфиры, а недавно создал собственную маску для stories с пасхальными яйцами, предлагая отмечать свой аккаунт активной ссылкой.
Авторы каналов на YouTube периодически приглашают друг друга в гости, делая совместные выпуски и обмениваясь аудиторией.
Все, кто ведет более-менее успешный блог в православной среде на любой площадке, следуют стандартным правилам оформления и продвижения. Информационный пост о Евангелии сменяется рецептом «Четверговой соли» в формате IGTV. Броская шапка профиля не редкость («Откровенные истории: о чем молчат священники?»). Фото и видео – качественные и зачастую явно соответствуют заранее составленному контент-плану. Другими словами, обычные блогеры, просто воцерковленные.
Социальные аккаунты православной церкви, как и любой другой организации, держатся на единых столпах: регулярность, качество контента, нативность, обратная связь. Специфика здесь скорее связана с интеллектуальной направленностью контента, с целями, которые преследуются. Например, в сети много площадок и рекламы откровенно сектантских организаций. Их контент направлен на вербовку новых членов под любыми предлогами и не предполагает какое-то поддержание контакта или религиозное просвещение. Православные представительства в соцмедиа тут радикально отличаются.
Не запрещено и не разрешено
По поводу ближайших перспектив развития РПЦ в соцмедиа Вахтанг Кипшидзе отмечает, что считает необходимым усиление горизонтальных связей между священнослужителями. Для этого даже сформировали особый Совет священников-блогеров.
Дело ближайшей перспективы для нас – достичь большей координации между священниками в соцсетях. У нас большая церковь – около 40 тыс. клириков в России и за ее пределами. Поэтому нужно, во-первых, обучать священников работать в соцмедиа, а во-вторых, укреплять между ними горизонтальные связи.
При нашем отделе мы создали Совет священников-блогеров. Сейчас туда входит чуть более полутора десятков священников. Мы выбрали туда тех, кто наиболее успешен в соцсетях (но участие, конечно, добровольное). Скажем, одним из членов Совета стал Павел Островский. Надеемся, что со временем состав Совета будет расширяться.
А есть ли правила поведения в соцсетях для блогеров, признанных РПЦ? Здесь ответить однозначно уже сложнее.
Официального регламента не существует. Есть только рекомендации от 2019 года. В них не содержится никаких запретов, – только общая информация о том, что такое соцсети вообще. В теории, что именно говорить в соцсетях и насколько свободно себя там чувствовать, остается на усмотрение священника.
На практике же проявляется главное противоречие сути религиозной организации и интернета: в пространстве свободного самовыражения служителям православной церкви далеко не все мысли можно выражать безнаказанно.
В России было немало случаев, когда священнослужителей лишали права заниматься церковной деятельностью за пост или прямой эфир. Конкретно – за высказывания политического характера, резкие слова или критику современной РПЦ. Другими словами, в интернет-пространстве действует своя православная оппозиция.
Оппозиция пишет, что в Церкви не все радужно. Про геев, взятки, превышение полномочий архиереями, двойные стандарты официальных лиц / структур и бесправие священников. Этим занимаются, как правило, бывшие или анонимные священники. Нас называют либералами, модернистами. Меня подозревают то в атеизме, то в оккультизме. Я не оппозиция, но и не традиционная Insta-матушка (это отдельный жанр блогов). Я веду блог в Instagram как эксперт. В обход богословских тем мне как психологу никак не помочь перестроить когнитивные установки религиозных клиентов. Критику традиции и догматов я всегда плотно заворачиваю в психологию. Пока, к счастью, негативной реакции со стороны РПЦ не было.
Как отмечают бывшие и действующие священнослужители, церковь, конечно, не следит за всеми своими сотрудниками. Тем не менее, если становишься инфлюенсером, резон быть осторожным в высказываниях возрастает.
Священники в опале
Протодиакон Андрей Кураев в конце прошлого года лишился сана по решению Епархиального церковного суда Москвы. Официальным поводом стал его резкий пост в ЖЖ по поводу смерти протоиерея Александра Агейкина. В результате Кураева признали виновным в «хуле на Церковь».
Чтобы быть осужденным церковным судом, необязательно позволять себе резкие высказывания в отношении коллег или руководства. Бывшему священнику Андрею Федосову, известному на YouTube и в Instagram как Киберпоп, оказалось достаточно выразить симпатию к Ленину.
Я был священником 23 года, и меня тоже осудили. Это вышло так. В одном из прямых эфиров в моем блоге в Instagram меня спросили о моем отношении к Ленину. Я высказал свое отношение и отметил, что это был великий деятель, который оставил серьезный след в истории, и его невозможно отрицать. Сказал, что чувствую к нему уважение. Эту информацию подхватили и поднесли архиерею как сведения о священнике, который слетел с катушек. После чего меня осудили за оскорбление чувств верующих. Далее мне нужно было принести покаяние, либо меня бы низвергли из сана. Я покаялся и признал, что сожалею, что кого-то оскорбили мои слова, но через год сам подал прошение об уходе из служения. Мне захотелось перестать бояться выражать свое мнение. Плюс мне не нравится, что в целом происходит в Церкви сегодня.
Дело в том, что, хотя отдельного регламента для соцсетей в РПЦ и нет, в соцмедиа, как и в реальной жизни, можно нарушить ее общие правила – каноны. Судебная система церкви отличается от светской: каноны трактуются неоднозначно и не обвиняемым. Поэтому, в случае чего, оправдаться на церковном суде православному блогеру будет сложно.
В государстве есть судебная, законодательная и исполнительная ветви власти, и они отдельные. В церковном суде ветвь власти одна, а адвокатов нет. Судьи там являются одновременно и прокурорами. Подотчетны они правящему архиерею, который инициирует суд. Так что, по большому счету, на суде все зависит от того, как истолкует канон обвинитель. Формально можно подать апелляцию, но рассматривать ее будут все те же люди. Например, когда подал апелляцию Андрей Кураев, ее рассматривал суд в том же составе, в котором был вынесен первый вердикт.
С точки зрения Андрея Федосова, социальные сети могли бы оказать церкви услугу именно за счет шанса на открытость и полемику. Тогда количество ее приверженцев росло бы само собой как в онлайне, так и в жизни. Но в текущих условиях сильной централизации структуры РПЦ воспользоваться этим шансом непросто.
Защита vs диалог
Что касается соседства в интернете РПЦ и тех, кто не только не православный, но и в целом относится к религии негативно, на это разные верующие тоже смотрят по-разному.
Вахтанг Кипшидзе убежден, что интернет должен регулироваться, и закон о защите чувств верующих необходим. По его мнению, оскорбление человека не должно происходить ни в реальном, ни в виртуальном мире, и от него должен защищать закон. А Иоанн Мыздриков полагает, что репрессивные меры в принципе не способствуют миссии церкви.
С моей точки зрения, вера не требует защиты государства. Закон об оскорблении чувств верующих – абсурдный закон. Кого-то в таком контексте может оскорблять мой блог. Меня может задевать что-то в выступлении церковных спикеров. И все мы – верующие. И чьи чувства тут нужно защищать?
Как реальный священнослужитель я могу найти взаимопонимание с теми, кто ругает Церковь. Проблема здесь в том, что часто такой человек не имеет опыта взаимодействия с реальным христианством: он представляет некий обезличенный образ. Зачастую – с негативными коннотациями репрессивной машины. Потому Церкви и не стоит реагировать агрессией на агрессию, усиливая такой негативный облик.
Как бы ни разнились взгляды разных православных людей, они сходятся на том, что соцсети могут быть источником образования, взаимного обогащения и объединения, что невозможно без взаимной терпимости и права пользователей на свободу слова.
Как и все, мы ощутили востребованность онлайн-режима работы за последний год. Одним из ответов на вызовы времени стала онлайн-трансляция богослужений. Многие храмы использовали стримы и другие форматы и вели такие трансляции. Это было особенно важно для людей старшего поколения.