Пишем хороший текст. Часть 1: понимаем критерии оценки

Редакция «Текстерры»

Ценность книги определяется не тем, сколько человек ее прочтет. У величайших книг мало читателей, потому что их чтение требует усилия. Но именно из-за этого усилия и рождается эстетический эффект. Литературный фаст-фуд никогда не подарит тебе ничего подобного.

Виктор Пелевин,

«Священная книга оборотня»

С текстами есть крупная сложность – критерии того, «хороший» перед нами текст или «плохой», трудно формализуемы. Нет общепринятой «таблицы соответствий». Нет золотых скрижалей, на которых выбиты понятные заповеди построения отличной истории, статьи, колонки, рассказа. Поэтому каждому автору приходится тратить годы на выработку самой системы оценки – как чужой работы, так и собственной. Попробуем выявить методологию этого трудоемкого дела.

Тексты – как люди на шумной вечеринке. Одни поражают своим напористым обаянием, собирают вокруг себя кружок ошеломленных слушателей и производят будоражащее впечатление – словно вся компания выпила по три бокала шампанского подряд.

Другие похожи на молчаливых гостей, готовых просидеть в сторонке весь вечер, не привлекая к себе внимания. Но если вы с ними заговорите, вы забудете, где вы и зачем сюда пришли – настолько они глубоки, красивы и жгуче интересны, хоть и неброски.

Третьи – как все. Многословные, поверхностные, путаные, напыщенные, бестолковые, шарлатанствующие, претенциозные, пустые. Их большинство, и они нам по большому счету не интересны.

Мы тянемся к некоторым текстам, как тянемся к особым людям. Если не спеша подумать, то окажется, что посредством текстов мы в очень большой степени интересуемся их авторами. Потому что чувствуем: вначале был автор, а потом было слово.

Поскольку человек – социальное животное, это в его природе: видеть в продукте творческой деятельности самого творящего. Нас интересует вопрос: если он производит такое, то чем он отличается от меня? Какой он? Как он это делает?

Напивается с утра, кричит в потолок мантры, лепит из бумаги и скотча великанов, а потом бросается к ноутбуку и – рраз! Выдает? Или долго курит на балконе, сидит с осоловелым взглядом, за которым скрывается сверлящая мысль, ходит вокруг да около, откладывает дело, начинает с конца, мучается неделями, и вдруг публикует выдающийся результат?

Как он преуспевает? Это магия такая? Талант, который дан генетически, и ничего тут не попишешь? Этому можно научиться? Какие мантры для этого кричать? Вот что нас занимает.

Мы тоже хотим быть глубокими, красивыми, интересными и преуспевающими. Например, с помощью написания статей, эссе, рассказов, постов в блоге. Но без критериев оценки того, какой продукт позволит «преуспеть», мы не сможем сделать к этому первый шаг.

По сути, чтобы начать писать хорошие тексты, мы должны «собезьянничать» – притвориться сильным автором, понять, как он думает и как реализовывает свою индивидуальность в текстах. И это вовсе не означает, что нужно напиваться с утра или научиться особо изящно держать сигарету. Это означает, что требуется найти те же критерии оценки качества текста, которыми пользовались выдающиеся авторы.

Однако первый этап поиска критериев все-таки читательский – конвенциональный.

Конвенциональный метод: все говорят, что автор хорош, значит он хорош

Конвенция – это, кроме прочего, многосторонний договор людей о том, что считать чем. На самом деле никакого «желтого цвета / света» не существует. Это электромагнитное излучение с определенной длиной волны. Сетчатка нашего глаза регистрирует его и посылает некий сигнал мозгу, тот сложным образом интерпретирует его. Мы договорились считать полученную интерпретацию «желтым цветом».

То же с качеством текстов. Люди договариваются считать того или иного автора выдающимся, а его произведения – чем-то особенным. При поиске критериев для собственной работы можно воспользоваться такими конвенциями.

Но «договоры» о каких образцах стоит изучать? Выскажу свое твердое убеждение: критерии качества текста нужно искать в сферах художественной литературы, драматургии (в том числе киношной), публицистики, эссеистики и в творчестве тех авторов, которых принято называть «писатели-сатирики».

Повторюсь: тексты – как люди. У них, как и у людей, есть профессии. Бывают служебные тексты, построенные по строгому уставу. Бывают «служебные люди», трудящиеся и живущие по регламенту. Мы признаем необходимость и таких текстов, и таких людей. Но любим другое.

Хороший служебный текст легче написать, если у автора по определению «задрана планка». Но эту высокую планку почти не найти в разливанном море самих служебных текстов – рекламных, новостных, блогерских – типа «16 способов вежливо показать мужчине, что он надоел»

Сугубо функциональные работы обычно пишутся конвейерно, по шаблону и без серьезных усилий. Если кому-то трудно до обморока писать служебный текст, страшно подумать, что сталось бы с таким человеком, поставь ему задачу – набросать рассказ объемом в половину авторского листа…

Рискую вызвать непонимание и раздражение, но вынужден настаивать: если мы хотим регулярно получать от самих себя искомые «хорошие тексты», нам следует соответствовать совершенно хардкорным критериям качества, которые приняты в литературе, драматургии и т. д. (см. выше).

Соответствовать чаще всего не получится, но настройки «на максималках» будут мощно тащить текст «вверх». И он в конечном итоге получит большее «конвенциональное» признание от публики.

Никто так не трудится над текстом, как писатели. Это действительно тяжелая (хоть и вдохновляющая) работа. «Быстрый» автор может выдавать по роману раз в полгода, но сравнительно комфортным считается срок в один год для написания книги объемом в 400-600 тысяч знаков.

Однажды Федор Достоевский написал роман за 26 дней. Точнее надиктовал. Этот подвиг был вызван исключительно кабальным контрактом, который писатель подмахнул с издателем Стелловским. В соответствии с договором Достоевский был обязан представить роман определенного объема к некоему строку. Опоздай он хоть на день, Стелловский имел бы право 9 (!) лет издавать все новые произведения писателя без какого-либо авторского вознаграждения.

Достоевский приступил к рукописи очень поздно. Но успел – спасла стенографистка Анна Сниткина, которая позже стала женой писателя. За день до дедлайна Федор Михайлович сдал текст под роспись приставу в полицейском отделении, чтобы исключить любое разночтение срока окончания работы с издателем.

Подобный случай редок в истории мировой литературы. Этот хардкор – всем хардкорам хардкор. Обычно хорошие тексты в такие немыслимо сжатые сроки не пишутся. Но мы имеем дело с гением. И на удивление роман «Игрок» (а это был он) вышел очень удачным. Видимо, из-за того, что текст диктовался устно, книга получилась немного не в «стиле Достоевского». Она легче, «проворнее» и яснее, чем другие сочинения классика.

Журналистам может показаться, что «подвиг Достоевского» – это не так уж и трудно. Количественно – да, что-нибудь можно написать за 26 дней. Ну там, «Историю финансовых органов N-ской губернии от Петра I до наших дней». Мне, например, доводилось писать пару-тройку «служебных» книг на подобную тему в очень короткие сроки. Но все они были далеко не «Игрок» по качеству…

Кстати, именно писатели имеют лучшую возможность и право иронизировать над собственным трудом, ибо слишком хорошо знают, о чем речь. Приведу небольшую цитату (это братья Стругацкие, «Хромая судьба»):

…Вообще-то я люблю Леню Баринова… никуда не денешься: литературный вкус у него великолепный, слабости любого художественного текста он вылавливает мгновенно, способность к литературному анализу у него прямо-таки редкостная, я таких критиков и среди наших профессионалов не знаю. И вот этот талант к анализу роковым образом оборачивается его неспособностью к синтезу, потому что сила писателя, на мой взгляд, не в том, чтобы уметь найти единственное верное слово, а в том, чтобы отбросить все заведомо неверные. А Леня, бедняга, сидит и день за днем мучительно, до помутнения в мозгах, взвешивает на внутренних весах своих, как будет точнее сказать: «она тронула его руку» или «она притронулась к его руке»… И в отчаянии он звонит за советом Вале, и жестокий Валя Демченко, не теряя ни секунды, отвечает ему знаменитым аверченковским: «Она схватила ему за руку и неоднократно спросила, где ты девал деньги…» И тогда он в отчаянии звонит мне, а я тоже не сахар, и ему остается только упавшим голосом упрекнуть меня в грубости…

Итак, тезис первый (парадоксальный, как вся наша жизнь): качественная журналистика и копирайтинг стоят на плечах титанов. Все критерии качества скрыты в художественной литературе и ряде «сопутствующих» жанров. Чтобы отлично писать служебные тексты, нужно научиться сносно писать художественные (публицистические).

У хороших музыкантов есть понятие «наслушанность». Это о специальном кругозоре, о годами формировавшейся в голове «базе» музыкального языка. Она состоит из приемов разных жанров, стилей, традиций. Наслушанность позволяет музыканту выработать собственный инструментарий.

В русском языке есть привычное нам слово «начитанность». Обычно оно понимается как наличие у человека довольно формальной эрудиции и способности к месту щеголять цитатами. Мне бы хотелось применить слово «начитанность» в том же контексте, что «наслушанность» у музыкантов.

Автору любых текстов совершенно необходимо сформировать в своей памяти «базу данных» из образцов сильной художественной (и около) литературы. В процессе поглощения чужих книг, пьес, эссе, стихов, статей в голове пишущего человека начинают заполняться «ящички» с надписями:

• словарный запас;
• синтаксические конструкции (структура предложений, речи вообще);
• морфологические изыски (словообразование);
• фонетическая красота (звукосочетания);
• виды метафор (сравнения, употребление переносных значений слов);
• виды гипербол (стилистические фигуры преувеличения);
• виды метонимий (особая замена слов в словосочетаниях словами в переносном значении);
• рифмы как явление и их виды;
• драматургия текста;
• прямая речь и диалоги;
• сюжеты и способы рассказывать истории и пр.

Список почти бесконечен.

Кое-какие из этих «ящичков» у нас неплохо наполнены с детства, ведь мы овладели устной речью. Но письменная речь – особый навык. Неспроста десятки и сотни миллионов людей теряются, когда их просят написать текст о чем-либо – даже простой связный отзыв о полученной услуге.

Списочек выглядит довольно уныло, не правда ли? Какая-то нудная хрень из пыльного учебника. Но давайте посмотрим, как хорошо наполненные «ящички» непосредственно проявляются в живом мире текстов.

Возьмем, к примеру, «морфологические изыски». Видим у Булгакова:

«…А тут еще кот выскочил к рампе и вдруг рявкнул на весь театр человеческим голосом: - Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!! Ополоумевший дирижер, не отдавая себе отчета в том, что делает, взмахнул палочкой, и оркестр не заиграл, и даже не грянул, и даже не хватил, а именно, по омерзительному выражению кота, урезал какой-то невероятный, ни на что не похожий по развязности своей марш…»

Вот это «урежьте» и «урезал» – пример изящного и очень выразительного авторского словообразования.

Заглянем в ящичек «фонетическая красота». На память приходит строчка из народной песни:

«Пойду ль я, выйду ль я да?»

Попробуйте произнести ее вслух. Не правда ли, строчка звучит, как звонкая маленькая наковаленка? А теперь повертите на языке словосочетание «звонкая маленькая наковаленка». Чувствуете? Это оно.

О ящичке «синтаксические конструкции». Возьмем четверостишие мастера короткой формы Игоря Губермана:

«Из нас любой, пока не умер он, себя слагает по частям из интеллекта, секса, юмора и отношения к властям».

Сосредоточимся на первой строчке – почему «Из нас любой…», а не «Любой из нас…»? Ведь это равнозначно. И ударение во втором случае вполне ложится в размер? А вот и не равнозначно.

В авторском варианте «Из нас любой…» указание «из нас» может быть прочитано, проговорено почти безударно, и только на слово «любой» падает некий «речевой вес», акцент. Автору нужно подчеркнуть именно то, что любой состоит из описанных частей. «Любой» здесь употребляется в значении «каждый». Поэтому и выбрана именно такая конструкция. Если бы Губерман написал «Любой из нас…», слово «любой» могло бы быть «заболтано», лишено ударения, у него не стало бы такого веса, какой нужен…

Подробнее, о том, что скрывается в «ящичках», мы поговорим во второй части нашей эпопеи «Пишем хороший текст…», а пока давайте вернемся к конвенциональному методу оценки качества.

Так кого читать-то?

Согласие общества по поводу высокого качества тех или иных текстов выражается в содержании школьной программы – основной и факультативной, в данных о тиражах писателей и в степени сияния их славы среди людей.

Профессиональную критику опускаем, потому что именно критики в свое время и вознесли классиков на Олимп школьной программы. А в нашей эпохе они вымирающее сословие, ибо профессиональных критиков почти никто не финансирует, и это большое упущение.

Коммерческая конвенция (голосование рублем) – самый ненадежный метод. По свидетельству информированного человека, начальника отдела книжных выставок и пропаганды чтения Роспечати Александра Воропаева, в 2008 и 2018 гг. коммерческий топ авторов в России выглядел так:

И на это список нельзя положиться целиком. Из авторов, представленных в нем, насобирать материала в «ящички» можно только у некоторых. Это: Акунин, Кинг (который Стивен), Ремарк, Брэдбери, Кристи (которая Агата), отчасти Бушков. У остальных брать нечего. И у Коэльо – тоже (извините).

Но вот вам топчик в детской литературе:

А за 2023 год Российская Книжная Палата приводит вот такой список писателей с наибольшими тиражами (прим. редакции)

1. Анна Джейн (настоящее имя писательницы — Анна Потапкина). Жанр - любовные романы.

2. Фёдор Михайлович Достоевский

3. Агата Кристи

4. Эрих Мария Ремарк

5. Булгаков. Михаил Афанасьевич

6. Лев Толстой

7. Стивен Кинг

8. Джордж Оруэлл

9. Ася Лавринович (любовные романы)

10. Джейн Остен

«Да чем ты меряешь? Что у тебя за «экзистенциальный градусник»? – вслед за Пелевиным воскликнет читатель. Об этом погорим чуть ниже – в главке «Выборка и сравнительный анализ». Пока же скажу – в качестве «градусника» работает та самая «начитанность», о которой мы говорили ранее. Когда десятилетиями «ящички» набивались материалом, и ты не просто равнодушно хранил его, а любовно изучал, делал стилизации, применял на практике, со временем начинаешь отличать дурное от хорошего с высокой степенью уверенности.

Итак, тиражность автора не равна качеству текста. Это банальность, казалось бы. Однако ею стоит помахать, словно красной тряпкой. Ведь нас окружает множество людей, для которых коммерческий успех автора – единственное мерило.

Когда у больших писателей спрашивают «как научиться писать?», все говорят примерно одно и то же: «просто пиши». И еще: «не думай про деньги, это тебя писать не научит».

Опять проведу аналогию с музыкой. Если мы будем судить по современным российским хит-парадам, то музыкальные титаны года – это Дорн, Тима Белорусских, Jah Khalib, Артур Пирожков и прочая братия из известного поп-гетто. Ну-у-у… люди со вкусом всерьез же не станут так думать. В том же жанре та же Билли Айлиш с ее братцем-композитором берут и отменяют всех этих «титанов» одним своим треком.

То же и с литературой. Нечему учиться у Донцовой, Вильмонт, Колычева. Их тексты слабые. Проблема в том, что научиться это понимать – сложная задача, которая не решается с полпинка. Это долговременный проект – воспитание собственного вкуса.

Коммерческие конвенции публики о том, кто у нас удалец и «ай да Пушкин, ай да сукин сын», не работают. Эффективнее работает слава, сложившаяся за века.

Рассмотрим таблицу «Лучшие писатели всех времен», составленную на основе голосования российских интернет-пользователей, результаты которого подсчитываются начиная с 2009 года. Я оставил лишь первые 30 имен, поскольку рейтинг включает в себя более 500 авторов, и неразумно помещать их всех в статью. Итак, это рейтинг СЛАВЫ:

Первая тридцадка практически безупречна. Тут у каждого уместно учиться писать. Читатель может спросить: «Ты что – что-нибудь прочел у них всех?» Отвечу: мне пришлось. Ведь я очень-очень хотел понимать, что это такое – «хороший текст». Так всю жизнь и погибаю под грудами книг.

*Маленькое лирическое отступление в жанре «самоедство vs бахвальство»*

Если брать авторов из первой сотни, то я совсем не знаком с творчеством лишь трех (Иван Шмелёв, Владимир Обручев, Гавриил Троепольский). С книгами одного – знаком плохо (Юрий Поляков), потому что этого автора активно не люблю за его публицистику и позорно не могу абстрагироваться от нее и почитать собственно литературу.

Из второй сотни авторов я «плаваю» в творчестве Виктора Астафьева, Сергея Аксакова, Анатолия Иванова, Харпер Ли (о, горе мне), не читал Джорджа Мартина (и сериал пресловутый не смотрел, так уж вышло). Еще три имени мне совсем ничего не говорят.

На третьей сотне авторов из рейтинга я начинаю заметно сдавать свои позиции – там у меня напрочь выпадают 25-30 имен. В четвертой сотне ничего не могу сказать примерно о 40+ авторах. В общем, грубый подсчет показывает, что из рейтинга в 553 имени, мне доступно вести разговор о книгах примерно 350-370 авторов.

Зачем я об этом говорю – дабы очертить долговременность проекта под названием «я пишу хороший текст». Чтобы ознакомиться с творчеством этих 350-ти мастеров из указанного списка мне понадобилось, если считать со времен средней школы, более 30 лет. Три десятка лет.

Справедливости ради стоит заметить, что с приведенным мной рейтингом сам я не во всем согласен. Я бы позиции расставил по-другому и внес бы в него еще 100+ авторов, которых люблю и считаю мастерами. Но мы тут говорим о СЛАВЕ, а не моих личных вкусах.

*Лирическое отступление закончено*

Объем выборки писателей и произведений, с которыми стоит ознакомиться, чтобы набить свои собственные писательские «ящички», конечно пугает. Но здесь нам на помощь в первое время может прийти… школьная программа. Как бы ее ни ругали, составляли программу люди со вкусом и хорошим образованием (когда политическая «необходимость» отпала с крушением СССР). Это как бы «выборка из выборки».

И если в школе вы проехали мимо Толстого, Лескова, Салтыкова-Щедрина и прочих – это, в общем, нормально. Но во взрослом возрасте нужно к ним вернуться (вы же все-таки вознамерились научиться писать хороший текст, да?).

Антон Чехов, мастер из мастеров, говорил о Льве Толстом:

«…Боюсь только Толстого. Ведь подумайте, ведь это он написал, что Анна сама чувствовала, видела, как у нее блестят глаза в темноте!..»

Речь о строчке из романа «Анна Каренина»:

«…Она долго лежала неподвижно с открытыми глазами, блеск которых, ей казалось, она сама в темноте видела…»

Это очень тонко – не находите?

А Лесков? Ведь это тот, кто в «Очарованном страннике» устами своего героя, «непростого простого человека», так описывает женскую красоту:

«…и промежду всей этой публики цыганка ходит этакая... даже нельзя ее описать как женщину, а точно будто как яркая змея, на хвосте движет и вся станом гнется, а из черных глаз так и жжет огнем… …и я увидал, как это у нее промеж черных волос на голове, будто серебро, пробор вьется и за спину падает, так я и осатанел, и весь ум у меня отняло. Пью ее угощенье, а сам через стакан ей в лицо смотрю и никак не разберу: смугла она или бела она, а меж тем вижу, как у нее под тонкою кожею, точно в сливе на солнце, краска рдеет и на нежном виске жилка бьет... «Вот она, – думаю, – где настоящая-то красота, что природы совершенство называется…»

А Салтыков-Щедрин – это тот, кто в «Истории одного города» так начинал очередную страницу своего «сторителлинга»:

«…В августе 1762 года в городе Глупове происходило необычное движение по случаю прибытия нового градоначальника, Дементия Варламовича Брудастого. Жители ликовали; еще не видав в глаза вновь назначенного правителя, они уже рассказывали об нем анекдоты и называли его «красавчиком» и «умницей». Поздравляли друг друга с радостью, целовались, проливали слезы, заходили в кабаки, снова выходили из них, и опять заходили. В порыве восторга вспомнились и старинные глуповские вольности. Лучшие граждане собрались перед соборной колокольней и, образовав всенародное вече, потрясали воздух восклицаниями: батюшка-то наш! красавчик-то наш! умница-то наш!..»

Школьная литературная программа – это в самом деле сокровищница. В ней жемчуга, «лалы и смарагды» – по выражению Татьяны Толстой (вот кто, кстати, мастер – не пропустите роман «Кысь»).

Итак, тезис второй: накопление «начитанности» – долговременный проект. Краткая выборка, ускоряющая процесс – это образцы классики из основной и факультативной школьной программы. Это минимум, база, фундамент, «корни».

Мы в агентстве «Текстерра» писали и курировали создание тысяч функциональных текстов. Производство качественного контента искренне считаем важнейшей частью комплексного продвижения бизнеса в интернете. Если ваша компания готова к покорению новых высот, и вы чувствуете, что они где-то рядом – в Сети, то пишите-звоните-приходите, будем рады помочь.

Выборка, сравнительный анализ, феномен квалифицированного чтения

Героическим читателям, добравшимся до этой главки сообщу – обсудить по заявленной теме осталось немного, но это будет самое страшное.

Попробуем разобраться, чем примечателен фрагмент текста:

«…Вощев добрел до пивной и вошел туда на искренние человеческие голоса. Здесь были невыдержанные люди, предававшиеся забвению своего несчастья, и Вощеву стало глуше и легче среди них. Он присутствовал в пивной до вечера, пока не зашумел ветер меняющейся погоды; тогда Вощев подошел к открытому окну, чтобы заметить начало ночи, и увидел дерево на глинистом бугре – оно качалось от непогоды, и с тайным стыдом заворачивались его листья…»

Это из «Котлована» Андрея Платонова. И фрагмент этот странный. Как писатель Платонов в свое время заговорил на каком-то заново переизобретенном русском языке. Неискушенный читатель, впервые увидев текст этого автора, может подумать, что его писал малограмотный школьник, который затеял сочинение, но еще не разобрался, какие слова с какими пристойно сочетать.

И это будет большой ошибкой. Платонов создал в русской литературе совершенно особый герметичный мир, собственный платоновский (да-да тут отсылка и к Платону) идеальный космос.

Писатель использовал ни на что не похожий, чрезвычайно яркий псевдонаивный язык. Читать Платонова трудно – мы к такому не привыкли. Мы уже готовы «хватать» текст фразами, ну хотя бы словосочетаниями. Мозг собирается сравнивать их с имеющимися шаблонами, но ничего не выходит – платоновский текст не соответствует распространенным шаблонам. При чтении приходится замедляться и продираться сквозь него.

Но не всем. Некоторые сознательно начитанные люди к моменту встречи с Платоновым уже усвоили виды подобной письменной речи. Что-то такое квалифицированный читатель уже встречал. Например это:

«…Друг мой похож на серну или на молодого оленя. Вот, он стоит у нас за стеною, заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку… …глаза его – как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве…» («Песнь песней» Соломона, Ветхий Завет)

Или это:

«…Дочери наши живут в домах важных господ, совершенно прирученные. Теперь наши матери, женщины стройные, все похоронены. Прекрасные муравьеды забыты нами. Теперь те, кто отцами нам были, чудесными муравьедами стали, далеко впопыхах оставлены были…»

Выше фрагмент из русского перевода песен индейцев народности аче-гуаяки.

«Фигасе ассоциации!» – скажете вы. Поясню: Андрей Платонов как бы заново решил сделать русский язык языком мифа. Литературоведы называют его прозу «орнаментальной» и «полифонической». Такие качества присущи образцам мифологии разных народов мира.

А вот к чему. Я сознательно показываю кусочек бездны. Корпус мощных, богатых, насыщенных текстов на русском языке (включая переводы значительной мировой литературы) настолько велик, хорош и глубок, что захватывает дух.

Тексты, которые нас окружают в повседневной жизни – верхушка айсберга. Из них нельзя составить релевантную выборку, чтобы, сравнивая их между собой, вычленить некие критерии оценки качества. Повседневные тексты одномерны, бедны словарно, поверхностны – словом, скудны.

Выборка школьной программы очень хороша. Но, увы, и она все-таки недостаточна. Сравнительный анализ внутри этой литературной «страны» страдает некоторой ограниченностью. Напитаться только шедеврами из преимущественно русской классики – это как построить великолепный, прочный фундамент для дома, но на нем водрузить шалаш. А следовало бы пару этажей.

Проблема, конечно, решаема. Можно, например, быстро провести исследование с помощью поисковика на темы «10 лучших писателей Британии», «10 лучших писателей США», «10 лучших писателей Франции» и т. п. У каждой из этих держав сложилась своя великая литература – там тоже жемчуга. Чтобы насытить свой писательский мозг новыми ассоциациями и связями, неплохо было бы провести изобильный тур по зарубежным литературным топам (в смысле – читать-читать-читать).

Далее. Как любой язык, русский пребывает в состоянии постоянной изменчивости. С развитием интернета и накоплением в рунете массы статей, литературных произведений, колонок, блогов, UGC начали подниматься и спадать волны моды на новую «цифровую речь».

Вспомним «олбанский». Вспомним своеобразный язык Дианы Удовиченко с ее гомерически смешными матерными экскурсами в человеческую историю. Вспомним Славу Сэ, который из блогера на «лирушечке» и в «ЖЖ» вырос в популярного колумниста и писателя.

Вспомним наконец «Лурк». Дикие посты в Телеграме покойного Доренко. Плеяду новых колумнистов в диапазоне от «Кольты» до журнала «Нож».

Все это хотя бы в общих чертах имеет смысл «всосать», чтобы иметь не только базу, но и ориентироваться в современном контексте.

Меня, возможно, спросят: «Так что же, ты предлагаешь обрушить на свою голову столько текстов, сколько войдет? Нет же ни времени, ни сил». Ну да, в общем, предлагаю. Ведь мы хотим стать асами? Ах, времени жалко? Ну не надо тогда хотеть.

Проблема в том, что критерии качества хорошего текста нам никто не принесет на блюдечке. Их можно выработать только самостоятельно – в процессе усвоения множества чужих произведений.

И вот они – леденящая душу тайна и тезис третий: формальных критериев хорошего текста НЕТ. В процессе наращивания личной выборки и постоянного сравнения чужих опусов между собой растущий автор вырабатывает лишь острое чутье.

Ты начинаешь понимать, что такое плотный текст и «разряженный» текст. Почему язык Гоголя – сочный и благозвучный, а у Достоевского язык – «рваный», но оба они хороши, как солнце и луна. Почему Набоков избыточен, но точен, как лазерный «скальпель», а Стругацкие скупы, почти сухи, но многомерны и обладают словом какого-то эпического веса.

Это как с юмором. Формальных критериев действительно смешного не существует. Над одними анекдотами мы хохочем, как ненормальные, от других только хмыкаем. А почему – поди объясни.

Прежде, чем сделаться в широком смысле писателем, приходится стать квалифицированным читателем. Это нельзя обойти, хакнуть, проскочить. Потому что, только выстроив многомерные ассоциативные языковые связи в собственном мозгу, можно перейти непосредственно к технике письма, о которой мы будем говорить в Части № 2 нашей «эпопеи».

Эти связи позволяют неплохо справляться с текстами в любом жанре. Насыщать их юмором, аллюзиями и намеками, расцвечивать неожиданными и выпуклыми сравнениями. А главное – развлекать и удивлять читателя, преподносить ему полезное в привлекательной форме (а то он ведь нос воротит), удерживать его внимание…

Мне хочется напоследок утешить тех, кто добрался до финала с ощущением, что путь из потребителей текстов в шеф-повары текстов – это какой-то адский труд. Вовсе не адский, просто труд. И он, конечно же, сопровождается восхитительными приключениями.

Поглощая шедевры мировой литературы, ты проживаешь сотни и тысячи жизней вместо одной. Можешь ощутить себя полубогом, киборгом, частным детективом, девушкой в красном, всадником Понтием Пилатом, вазой, мышью-полевкой и даже текстом.

Нет вещей более триповых, чудесных, «вставляющих», бодрящих, освежающих, чем книги (ну ладно, кино и музыка, живопись и балет – тоже триповые).

А еще тексты – как люди. Знакомясь с ними, ты знакомишься с их авторами. И, как правило, это весьма занятные персонажи.

Можно читать в транспорте, читать за едой, читать во время вынужденного ожидания во всяких присутственных местах. Можно читать вместо бухлишка, читать вместо телека, вместо ссоры с женой. Это только кажется, что времени нет. И что сил нет. На самом деле вопрос мотивации тут показывает уши…

Ну и вишенка на торте. На пути превращения в квалифицированного читателя, а потом писателя многим достается приятный бонус. Изобильно читая, ты обычно умнеешь.

Читайте также:

Полезные сервисы и расширения для работы с текстом

Сам себе корректор: книги, приложения и Telegram-каналы о русском языке, с которыми вы точно станете грамотными

Инструкция: Как писать колонки ниачем и стать знаменитым, не сходя со стула