Наиболее чуткими к колоколу «новой этики», звонящему по староукладной России, предсказуемо оказались предприниматели и маркетологи. Ведь им нужно коммуницировать с молодыми и совсем юными потребителями так, чтобы те со временем сделались лояльными взрослыми клиентами.
Компаниям и частным предпринимателям волей-неволей приходится прислушиваться к той части молодежи, которая вдруг сделалась щепетильна, требовательна к моральному облику бизнеса, к этичности его предложений и способов заявлять о них публично. Потому что количественно такой молодежи становится все больше. Но и бизнес с рекламистами нередко попадают впросак, пытаясь ассимилировать тренд. Ибо подход к делу у них довольно поверхностный. Проще говоря, мало кто задумывается: «А про что она вообще, ваша "Новая этика"?» Попытаемся же прояснить это для себя.
Российский этический гибрид
Итак, в 2010-е годы сначала тысячам, потом сотням тысяч, а затем и миллионам молодых россиян стало смутно казаться, что в сфере общественных отношений и коммуникаций «так, как раньше, больше нельзя».
Люди почувствовали, что невозможно постоянно воспроизводить отношение к женщине как к «бабе», к ребенку – как к домашнему и школьному рабу, к инвалидам – как «браку» природы, к потребителям – как к «быдлу» (список примеров довольно длинный).
Бурное развитие соцсетей и интернета в целом позволило молодежи делиться друг с другом не только ржачными мемами, но и соображениям о том, что в окружающей жизни, оказывается, слишком много нетерпимости, дискриминации, унижений, завуалированного и открытого насилия.
К 2020-м годам число молодых людей в возрасте от 15 до 35 выросло в РФ до 39 миллионов. Наивно думать, что все они способны осознанно произносить словосочетание «новая этика», но именно молодежь острее других чувствует тренды, создает их и заимствует у своих сверстников из других стран.
И, кажется, мир говорит молодым, что быть узколобой патриархальной гопотой – это больше не классно. Многие и сами об этом догадались.
С одной стороны, «новая этика» как тренд – чисто российское явление.
С другой, оно представляет собой этакий «компот», среди ингредиентов которого варятся вместе, например, феминизм советской выделки и феминизм, зашагавший по планете под тегом #MeToo (в России – #яНеБоюсьСказать).
В отечественной «новой этике» нашли свое место некоторые идеологемы движения Black Lives Matter. Скажем, неприемлемость полицейского насилия. А нашими Black могут считаться люди любой национальности, к которым в стране распространено ксенофобское отношение.
Заимствует «новая этика» и практики «культурной отмены», часто весьма сомнительные. Социологи считают их современной формой изгнания (бойкота, остракизма) «плохишей», когда людям, поведшим себя неэтично, отказывают в поддержке в профессиональной среде, в соцсетях и физическом мире.
Также «новая этика» подразумевает под нормой отсутствие дискриминации любых меньшинств, не представляющих реальной угрозы для общества – от ментальных инвалидов (детей и взрослых) до представителей молодежных субкультур и людей, предпочитающих нетрадиционные сексуальные практики.
С «новой этикой» в России дело обстоит довольно путано. Некоторые социологи и философы полагают, что в ней нет ничего нового, и что присваивание ей статуса отдельного «учения» нецелесообразно, потому что это только усложняет обсуждение действительно насущных и без того сложных общественных проблем.
Часть из этих «новых» норм вполне себе исконные (вспомним про религиозное почитание блаженных), часть — заимствованные в последние 30 лет или так давно, что об этом помнят лишь историки.
Что не так с «Новой этикой»?
Можем выделить два проблемных аспекта.
Во-первых, ее постулаты действительно неотчетливо сформулированы, и всяк понимает парадигму по-своему.
У «новой этики» в России нет своих авторитетных пророков.
Хотя попытки уточнения формулировок предпринимались. Например, научно-популярный проект «N+1» в феврале 2018 года запускал на отдельном домене и в соцсетях дискуссионную площадку, которая так и называлась – «Новая этика». Но, к сожалению, проект был заморожен в июле 2020-го.
В России аморфное и сложно организованное сетевое движение за «новую этику» (которое в строгом смысле слова «общественным» пока назвать нельзя), воспринимается довольно нервно. И выражается это в том числе в законотворчестве, а именно – в его отсутствии. Например, законопроект «О государственных гарантиях равных прав и свобод и равных возможностей мужчин и женщин в РФ» был одобрен Госдумой в первом чтении еще в 2003 году, но в 2012-м парламент его все-таки отклонил.
Многострадальный проект закона о профилактике домашнего насилия вносится на рассмотрение несколько лет подряд, но его предметное обсуждение всячески затягивается, а ультраконсервативные и часто одиозные объединения граждан активно протестуют против его принятия.
Часть россиян убеждена, что вся эта «новая этика» – чистая пропаганда нетрадиционных отношений, хотя могут искренне сочувствовать, скажем, инвалидам. Многие целиком и полностью «за» уравнивание прав женщин и мужчин, но полагают, что несовершеннолетние россияне не должны иметь собственного голоса, пока не повзрослеют. Эти противоречия часто непримиримы. И мало кто готов рационально организовывать и поддерживать их публичное обсуждение.
Вторая проблема «новой этики» вытекает из первой. Инфлюенсеры феминистического толка или субкультурные, молодые политики и общественные деятели демократического лагеря часто так увлекаются практиками «культурной отмены», что онлайн-обсуждение этических проблем общества превращается в подростковую травлю отдельных «мерзавцев».
Достается даже феминисткам, которые в России пока не выступают за права женщин единым фронтом. Отечественный феминизм имеет и умеренное крыло, и «ультра-». И, к сожалению, они нередко враждуют, что доставляет большое удовольствие консервативно настроенному обывателю.
Некоторые заметные провозвестники «новой этики» в России сами склонны вести себя неэтично. Можно даже говорить о присущем им мелочном морализаторстве, равно как и об излишней агрессивности в отстаивании своего передового этического кодекса.
Отдельные активисты готовы с полпинка начать «культурно отменять» на миллиметр оступившиеся бренды, бизнесы или людей, не считаясь с их общественным весом и заслугами.
Очевидно, что такое поведение не приносит «новой этике» больше сторонников. Оно отталкивает колеблющихся – тех, кому публичные истерики и сомнительные обвинительные онлайн-кампании кажутся надуманными и вообще-то вредящими делу борьбы с социальным неравенством и дискриминацией.
А что тогда с «новой этикой» «так»?
То, что она с настойчивостью указывает на действительно болезненные проблемы, которые не решаются десятилетиями.
«Новая этика», конечно, никакая не новая. Ее условная новизна заключается в том, что она пытается объединить в единый проблемный комплекс консервативные, архаические и негуманные общественные и государственные практики дискриминации по полу, возрасту, национальности, внешнему виду, состоянию психического и физического здоровья, религиозной принадлежности, самоидентификации и т. п.
«Новая этика» как бы пытается привлечь внимание сразу ко всем общественным «болезням» и тому потаканию им, которое демонстрируют обыватель, государство и консервативный бизнес. И которому нет никаких рациональных, научных объяснений.
Россияне с инвалидностью, число которых составляет более 11 млн человек (примерно 9,6 % населения) действительно дискриминированы в трудовой и социальной сфере. А многие, особенно ментальные инвалиды, буквально исключены из нее.
Только 5,2 % инвалидов молодого возраста имеют финансовую и организационную возможность посещать спортивные мероприятия и лишь 1,7 % – культурные.
Социологические исследования показывают, что российское общество морально готово к включению инвалидов в обычную социальную жизнь лишь на 5,3 балла из 10. 68,5 % экспертов-социологов сообщают, что особенно неприязненно россияне относятся к людям с психическими и интеллектуальными нарушениями. Почему? Да нипочему – это «отношенческое». Это про ксенофобию, которая неэтична.
К несчастью, значительное число россиян в принципе реагирует на всякое проявление инаковости с подозрением или агрессивно. Например, в обычной иркутской школе 12-летнего школьника не пустили на уроки и заперли на несколько часов в кабинете психолога из-за хвостика (или косички) на голове, «как у самурая». Завуч школы заявил мальчику: «Ты что, транссексуал? Мужик так не ходит». Руководство школы отрицает, что завуч такое говорил. Прокуратура региона начала проверку возможного нарушения работниками школы закона «Об образовании»…
Как раз «новая этика» пусть нестройно, пусть противоречиво, но во всеуслышание заявляет: «А не слишком ли много в России “не таких”, “неправильных”, “ущербных:, “ненормальных”, “странных”?»
Она как бы говорит: а не являются ли эти люди на самом деле количественно огромной и качественно неотрывной частью российского общества? И те, кто с зелеными волосами, «самурайскими» косичками, разными по цвету шнурками, слушающие какой-нибудь witch house, любящие аниме? И те, кто родился с генетическими отклонениями? И те, кто стал инвалидом из-за травмы или болезни? И женщины, не желающие иметь детей, сосредоточенные на карьере? И мужчины со склонностью вести домашнее хозяйство? И люди, предпочитающие необременительную творческую занятость усердному вкалыванию на нелюбимой работе?
Их многие миллионы.
Все они тоже россияне, тоже полноправные (формально) граждане. И вполне логично, что значительная часть российской молодежи смотрит на невключенность в общую социальную жизнь многочисленных «отверженных» с недоумением.
Молодежь особенно остро видит, что, несмотря на информационную открытость миру и довольно отчетливое понимание прогрессивной частью социума того, что дискриминация людей по любому не криминальному поводу иррациональна и аморальна, число «неправильных россиян» год от года только растет.
«Отверженными» назначают все более широкие слои граждан. И понятие «общественной нормы» все сильнее коснеет. Социум с готовностью возвращается к архаике, «разочаровавшись» в прогрессивных гуманистических ценностях, которые на самом деле еле-еле успели прорасти в позднем СССР, но так и смогли утвердиться. Россияне, по сути, не успели вкусить гуманности, чтобы так уж в ней «разочароваться».
«Новая искренность» вполне обосновано заявляет, что человечность – это не совсем про Россию. Здесь значительное число людей слишком терпимо к насилию, несмотря на то, что формально оно делегировано обществом государственным правоохранительным органам.
На деле у нас «можно» бить детей и «учить» жен. У нас не осуждается и даже приветствуется выяснение отношений между мужчинами на кулаках. Миллионы людей с наслаждением пишут в соцсетях о том, кого именно пора отправлять в Сибирь убирать снег или «гуманно уничтожать» как социальный «балласт». Люди буквально смакуют мечты о насилии вслух.
И против этого «новая этика» выступает тоже.
Да, это движение разнородно, аморфно и имеет многочисленные «завихрения». Но оно морально, в отличие от психологических установок «глубинного народа» с его дремучей ксенофобией, правовым нигилизмом, замшелой патриархальностью и бытовой агрессивностью.
Требований «новой этики» предпочитает не замечать ни сам условный «народ», ни российское государство. А если и обращают на них внимание, то считают поводом для зубоскальства и глумления.
Однако российский бизнес «новую этику» заметил и начал трансформировать свой подход как к коммуникациям с потребителями, так и к организации трудовых отношений с молодыми специалистами.
Бизнес проявил рационализм. Он не хочет терять будущих перспективных клиентов и сотрудников в лице молодежи, чувствительной к этичности происходящего вокруг. И парадоксальным образом бизнес оказался морален, хотя, по идее, является довольно циничным общественным институтом.
Возможно, поддержку «новой этике» в России окажут именно предприниматели и сообщество маркетологов. По собственным, вовсе не романтическим причинам. Но даже такое участие в тренде станет бесценной помощью всему социуму, хоть он этого не понимает и не принимает.
Со временем даже железобетонно бизнесовые люди поймут, что, по большому счету, все-все граждане страны заслуживают сочувствия, солидарности единомышленников, уважения от оппонентов, равных прав и свобод, безотносительно того, больны ли они или здоровы, любят ли Баскова или Билли Айлиш, мечтают ли ходить строем или предпочитают возделывать свой индивидуальный сад.
Всего вышесказанного заслуживают и ксенофобы всех мастей, и те, кто боится инвалидов, и те, кто считает, что женщина должна быть «босая, беременная и на кухне», и даже те, кто точно знает, чьи сердца сейчас пора сжигать в печах.
Эти люди – тоже часть общего. В конечном итоге, в далеком итоге, которого сегодня и не разглядеть, «новая этика» поработает и на них…
Читайте также:
Мистика денег: почему россияне не умеют зарабатывать