Плыть против течения

Редакция «Текстерры»

Рецензия на книгу Энн Ламотт «Птица за птицей», издательство «МИФ», 2014 г.

Узнав о самоубийстве Робина Уильямса, я подумала: «И почему меня это совсем не удивляет…» Самый смешной человек на свете, искрометный комик умер от депрессии. Невероятно? Нет, скорее, слишком похоже на правду жизни, которая всегда невероятнее вымысла. Чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят, но чем больше что-то похоже на правду, тем меньше в это верится. Это на первый взгляд. Но присмотритесь лучше — и вы увидите, например, большие грустные глаза сатирика Зощенко, а за ним — целый Клуб комиков, искрометных на публике и страдающих неврозами за закрытой дверью собственной квартиры.

Почему-то первое, что я сделала, узнав в смерти Уильямса, — пересмотрела фильм «Общество мертвых поэтов». В это же время я читала заметки о писательстве Энн Ламотт «Птица за птицей» — книгу писателя о себе, о творчестве и жизни вообще, о том, почему от писательства не избавиться, если уж ты поражен им, и как с этим жить. Так уж вышло — жизненные впечатления сильнее всего влияют на наши идеи, — что мне пришло в голову, что и фильм, и книга — об одном и том же, о людях, отчего-то не успокоившихся, к чему-то стремящихся, плывущих против течения. О поэтах в душе. Для поэтов в душе.

Если вы из таких, то почти каждая строчка в этой книге покажется вам знакомой. С чем-то вам захочется поспорить, но не до хрипоты, а дружелюбно философствуя, представляя себе автора. До хрипоты с поэтами не спорят, потому что они всегда правы. Даже когда не правы.

Нелегкий багаж детских обид, неврозов, странных идей, комплексов и озарений Эн Ламотт включает в свою книгу в качестве жизненного материала для иллюстрации того, как вообще работает механизм писательства. Она рассказывает обо всем искренне, с юмором и самоиронией, вызывая симпатию и желание дочитать ее опус до конца. Если вы плывете против течения, вам будет интересна эта книгу. Хотя бы просто потому, что она написана талантливым и честным человеком.

Бессмысленно писать подробную аннотацию этой книги, она не передаст всей полноты идей, а пересказ исказит и погубит стиль и мысли автора. Чтобы дать более полное представление об этой книге, я просто приведу выдержки, которые тронули лично меня.

Подчеркнутое карандашом

«Тем, кто сильно отличается от других, в США сложно; не зря же Пол Красснер назвал нашу страну «Соединенными Штатами Ассимиляции». Если ты слишком тощий, слишком высокий, слишком черный, слишком низкий, слишком странный, слишком кудрявый, слишком бедный или слишком близорукий — растерзают».

«Подозреваю, что в детстве он (Энн Ламотт — о своем отце) сильно отличался от ровесников. Наверное, вел серьезные беседы со взрослыми. Возможно, как и я, рано осознал, что часто будет один, и принял это. Думаю, люди именно такого склада обычно становятся писателями — или закоренелыми преступниками».

«Это тянулось несколько лет. Я отчаянно хотела издаваться. Недавно один проповедник при мне сказал, что надежда — вечный круговорот терпения. От себя добавлю: писательское ремесло тоже. Из тьмы рождается надежда. Упрямая надежда, что если ты выйдешь к людям и станешь честно делать свое дело, в конце концов наступит рассвет. Надо ждать, наблюдать, работать — и не сдаваться».

«Тем не менее я говорю каждому, кто чувствует потребность писать: пишите. Но всегда предупреждаю, что выход книги — не венец всего и не ответ на все вопросы. Публиковаться вообще не так важно, как думают многие. Важно писать. Творчество столько может дать, столько открыть, столькому научить. И то, к чему вы себя мучительно принуждаете — сесть и писать, — оказывается, лучше всего. Это примерно как думать, что чайная церемония нужна ради чая и заряда бодрости. А она нужна сама по себе, ради церемонии. И творчество нужно писателю само по себе — чтобы писать».

«Полезный совет номер один: писать лучше понемногу, маленькими порциями».

«Эдгар Доктороу однажды сказал: "Писать роман — это как вести машину ночью. Видишь только то, что фары выхватывают из темноты; и все же так можно проделать весь путь". Не надо видеть конечную цель, не надо видеть пункт назначения и все то, что будешь проезжать по дороге. Достаточно видеть на несколько метров вперед. Это, пожалуй, один из лучших советов насчет писательства, какие мне доводилось слышать. Да и насчет жизни вообще».

«Тридцать лет назад мой старший брат — тогда ему было десять — бился над школьным заданием, которое должен был сдать на следующий день. Им велели описать наших местных птиц; изначально на все отводилось три месяца, но брат ничего не успел. И вот он, чуть не плача, сидел за кухонным столом у нас дома в Болинасе, весь обложенный альбомами, карандашами и непрочитанными книгами про птиц. Объем работы парализовал его. Тогда пришел папа, сел рядом с ним, обнял и сказал: "Птицу за птицей, друг. Описывай птицу за птицей". Я люблю рассказывать эту историю, потому что после нее чувство полной безысходности у моих студентов обычно идет на убыль».

«Еще одна прекрасная новость: не бойтесь отвратительных первых набросков. Они бывают у всех хороших писателей. Именно наброски дают возможность написать добротный черновик, а затем — отличную рабочую версию».

«Я знаю нескольких прекрасных писателей, любимых, популярных; они неплохо зарабатывают и очень талантливы. Ни один из них не садится за работу каждое утро, полный бодрости и энтузиазма. Никто не выдает легкий, искрометный текст с первого раза».

«Когда в заурядном персонаже — в меру добром, в меру эгоистичном — открывается источник мужества и бескорыстия, мы переживаем момент истины, желанное откровение. Тогда и возникает родство с героями. Именно такие книги мы потом помним всю жизнь, подсовываем друзьям, перечитываем снова и снова».

«Да, этот мир бывает холодным и бесприютным, как лунный пейзаж. Зато над ним можно посмеяться».

«Пишите о том, что для вас по-настоящему важно. Любовь, смерть, страсть, стремление выжить важны для всех нас. Вера в Бога и спасение природы тоже интересуют многих. Возможно, для вас важнее всего на свете диета и микрофлора кишечника — скажем, двенадцатиперстной кишки. Это прекрасно, но писать об этом не нужно. Большинство читателей втайне подумают, что вы пытаетесь придать высокий смысл собственному неврозу. Это и так уже делают миллионы — в церквях и на фестивалях нью-эйдж».

«Из всей белиберды, что выходит в эфир на радио "Отстой", труднее всего заглушить голос зависти. Она без промаха бьет по самооценке и вере в себя — обычно и без того хрупкой. Но в писательской жизни от нее никуда не денешься: блистательный и ошеломляющий успех почему-то часто приходит к злобным, бездарным, недостойным личностям (то есть не к вам)».

«Я сама когда-то была чемпионом по зависти. По моему опыту, помогает тут немногое. Во-первых, легче становится с возрастом. Во-вторых, лучше не держать все в себе, а выговориться и выпустить пар. В-третьих, можно использовать собственные терзания как материал для творчества. И совсем замечательно, если найдется человек, который поможет увидеть в них смешную сторону. Кто посмеялся над собой — тот практически выздоровел».

«Кому-то послана болезнь. Кому-то — невыносимая зависть. Так или иначе, с этим надо жить. Изувеченное тело, израненная душа равно требуют ласки и заботы».

«Мне очень хочется думать, что Генри Джеймс сказал свое знаменитое "писатель — это тот, от кого ничего не ускользает" в момент, когда искал очки, а они как раз сидели у него на лбу».

«…у меня есть знакомые писатели, которые не делают заметок. С их точки зрения, жизнь надо не конспектировать, как профессора на лекции, а просто внимательно слушать».

«Возможно, у вас прекрасная память и вы способны три часа спустя воспроизвести все, что пришло в голову во время прогулки по холмам или в очереди к стоматологу. А может, и нет. Если вам это удобно, если помогает — делайте заметки. Это же не списывание на экзамене и ничего плохого не говорит о ваших способностях. Если ваш мозг не может удержать большой объем информации — это всего лишь рассеянность».

«На столе у меня лежат карточки с увиденным, услышанным и подмеченным на прошлой неделе, но есть и записи двухлетней давности. Если хорошо покопаться, можно найти даже заметку, которую я сделала шесть или семь лет назад, когда шла вдоль соленого озера от Саусалито до Милл-Вэлли. Мимо меня то и дело проезжали велосипедисты, но я не обращала на них особого внимания. Вдруг мимо пронеслась какая-то женщина, и меня обдало лимонным запахом ее духов. Запах — прямо как у Пруста — перенес меня лет на двадцать пять назад».

«Писатель много времени проводит в одиночестве, и это сказывается на состоянии разума. Когда работаешь в небольшом замкнутом пространстве, мозг начинает расширяться и сокращаться, как декорации в "Докторе Калигари". Иногда проявляются симптомы откровенной шизофрении: например, смотришь на слово «шизофрения» так долго, что не понимаешь, правильно ли оно написано. Ищешь его в словаре; не можешь найти; начинаешь подозревать, что ты сам его придумал».

«Если серьезно, для работы бывает необходимо знать, скажем, как выглядел ваш родной город в те времена, когда был крупным железнодорожным узлом. Или каковы стадии развития герпеса. Или что чувствует женщина, когда начинает ходить в школу фитнеса. Узнайте, кто может дать вам достоверную информацию, и свяжитесь с ним. Лучше всего найти консультанта с чувством юмора и педагогическими способностями (чтобы присвоить его мысли и находки)».

«Наше ремесло прежде всего состоит в том, чтобы каждый день садиться и писать, а еще — завести привычку впитывать все, что попадает в поле зрения, воспринимать жизнь как сырье, зерно для жерновов. Это очень успокаивающая привычка — как грызть ногти. Вместо того чтобы бояться жизни, ты отстраняешься, наблюдаешь и переосмысляешь творчески».

«Но учтите: иногда у вас будет чувство, что вы сунули голову в пасть льву. На творческих семинарах и мастер-классах атмосфера обычно более доброжелательная, чем на "взрослых" симпозиумах. Но все равно бывает, что за столом сидят коллеги-писатели, которые считают своим моральным и эстетическим долгом разнести чужой текст в пух и прах. В лучшем случае вам скажут, что все повествование надо перевести в прошедшее время (а если оно уже в прошедшем — то в настоящее) или переписать от первого лица (а если оно и так от первого — то переделать от третьего). В худшем случае вы услышите, что у вас нет ни капли таланта и лучше бы вам больше никогда ничего не писать, даже собственное имя на расписках».

«То, что вы называете правдой, — просто ваше личное мнение».

«Публикация не изменит вашу жизнь и не решит разом все проблемы. От того, что вас начнут издавать, вы не станете красивей телом или сильней духом. Вполне вероятно, вы даже не станете богаче. Путь к публикации долог и тернист, а радость проходит быстро».

«Тони Моррисон говорила: "Свобода нужна для того, чтобы освобождать других". Если вы сумели вырваться из рабства, порвать цепи, что приковывали вас к человеку или образу жизни, — расскажите об этом».

«Энни Диллард говорит: нужно пускать в работу все лучшее, что у тебя есть, не оставляя на завтра. Чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Очень смелая концепция и настолько чуждая человеческой природе — по крайней мере моей, — что я все время ищу, где в ней подвох. Но факт есть факт: лишь когда щедро и без оглядки выплескиваешь весь накопленный материал день за днем, начинаешь чувствовать себя эдаким греком Зорбой за клавиатурой, легким и веселым танцором. В другие дни я сама себе напоминаю грызуна, который тащит все в норку и очень боится, что припасов не хватит на зиму. Артрит раздувает и настоящие пальцы, и те воображаемые руки, которыми существо в каморке подсознания складывает мозаику из накопленных лоскутков, обломков и деталек. Нужно все время дарить, и дарить, и дарить себя миру. Иначе нет смысла писать».

«Если у вас в душе живет истина, всегда найдется человек, которому она интересна. Пусть главным для вас всегда будет правда чувства. Пишите о важном, наболевшем. Не бойтесь показаться сентиментальным. Бойтесь неискренности, ходульности. Не стремитесь всем понравиться и всех осчастливить. Говорите свою правду. Это ваш моральный долг как писателя. Это ваша личная революция; тот, кто говорит правду, — всегда бунтарь».

«Итан Канин утверждает: нельзя писать из злости, в отместку. А я говорю ученикам: писать в отместку можно и даже нужно. Главное, чтобы выходило хорошо».

Post scriptum

Жизнь абсурдна и несуразна. Правда в ней кажется ложью, а ложь — истиной в последней инстанции. Нас одолевают страхи, преследуют неврозы и неудачи. Все, что можно сделать с этой жизнью, — упорядочить ее самостоятельно. Любым способом, каким только сможете. Для писателей этот способ один — придать строй и ритм этой жизни, превратить ее в почти песню. Книга за книгой, песня за песней — это не вехи профессионального пути, это постоянный поиск спасения от абсурда жизни.