Тем, кто и ранее трудился дома, и для кого «новая нормальность» вынужденной социальной изоляции не казалась проблемой, «ковидный» год также принес некоторые сюрпризы. На опыте выяснилось: то, что нам ранее виделось «изоляцией», ею не являлось. Мы, удаленщики и фрилансеры, на самом деле не были «хикками» до пандемии, хотя вовсю шутили по этому поводу.
Потом нам свалились на голову железобетонные причины вообще не выходить из дома: мы работаем, зарабатываем удаленно, и это ОК; выходить опасно – риск тяжелой болезни, а то и смерти неиллюзорный; промтовары и хозяйственные принадлежности для житья-бытья нам привозят курьеры; обязательные платежи мы делаем, не вставая со стула; развлечений в Сети полно; проблему продуктов решает сетевой магазин у дома, в котором днем очень мало людей.
Однако потом проявились интересные ментальные эффекты, требующие обсуждения. В частности, мы стали терять связь с собственным телом. Интернет эффективно (и чрезмерно) заменил реальность, доступную тактильно. Полное отсутствие очного общения с друзьями и родственниками не шокировало, но как бы подвесило нас в бестелесном электронном облаке суррогатных коммуникаций.
Пошатнулась, казалось бы, незыблемая, привычная с детства система «Я и Мир». Электронная проекция мира, явленная нам с экранов и из хороших наушников, оказалась почти не хуже. И это немного пугает.
Полная виртуализации: личный опыт
Совершенно «оторваны» от реальной жизни фрилансеры, трудящиеся попроектно и не привязанные к сетке рабочего дня других людей: маркетологи, дизайнеры, специалисты по SMM-продвижению. Автор как раз из таких. Это огромное преимущество в смысле житейской свободы, но вот к чему оно привело в сочетании с пандемическим отшельничеством…
Для меня «ковидный» год начался с происшествия. В начале февраля 2020-го при банальном походе в магазин я неловко поскользнулся на обледеневшем тротуаре. Результат был феерический – перелом ноги в трех местах.
Самоизоляция приняла меня в свои объятия без подготовки – времени на раскачку не было. Травма определила стиль жизни следующих трех месяцев: два из них в гипсе, один на костылях, все три – безвылазно дома. С апреля 2020-го и по настоящее время я выхожу из четырех стен один раз в день – в сетевой магазин, расположенный в 150 метрах от моей «панельки».
Было в первый год несколько исключений: за год два раза нужно было посетить нотариуса, один раз – банк, три раза – государственный центр «Мои документы», четыре раза – врачей. Однажды я побывал в сетевом магазине электроники – потребовалось срочно купить монитор на замену. Один раз – ходил на ближайший рынок за елкой. В общем, даже напрягши память, я не могу за это время насчитать и полутора десятков выходов за пределы своего микрорайона.
За тот же первый год год я не совершил ни одной поездки в общественном транспорте, ни разу не был в гостях. Не участвовал в культурных, развлекательных и любых других массовых мероприятиях. Лишь один раз принял дома (с некоторой опаской) старого доброго друга.
В этот же период двое ближайших друзей переболели тем самым вирусом. Один из них тяжело, другой – легче, но длительно. Из состава более широкого круга приятелей и знакомых перенесли вирусное недомогание десятки людей. Из совсем «внешнего» круга приходили печальные вести о смертях.
Поначалу мне казалось, что самоизоляция ничего для меня не изменит. Первые месяцы домоседства подтверждали эту мысль. Я ни капли не страдал. Однако со временем стали заметны маленькие, а затем все более ощутимые отклонения.
Например, режим дня поехал на всю катушку. Почему-то ночная работа или экстремально поздний интернет-серфинг стали нормой. Проспать до часу дня? Ноу проблем, если соседи не решили поразмяться с перфоратором. Зажарить мяса в два часа ночи, чтобы употребить под сериальчик? С нашим удовольствием. Начать обсуждать с женой очередную серию в половине пятого утра? Самое время, чё.
Со временем начались довольно мучительные приступы тревоги. Этакое иррациональное животное ощущение приближающейся катастрофы. Понятно, что одна из причин – негативный информационный фон. Тем более, что моя работа – собирать, обобщать и анализировать информацию. Но ведь он был негативным и до пандемии. Что изменилось?
Путем долгих размышлений вычислил: информация о мире стала поступать ко мне только и исключительно из интернет-источников, но не от живых людей. Оказывается, наше социальное окружение важно еще и потому, что сообщает нам нечто о состоянии системы «Мы и мир» в собственном стиле – с эмоциями (не нашими), с историями (на которые мы бы сами не обратили внимание), со своими интерпретациями (которые нам не свойственны).
Узнавая о том, что происходит вокруг, от людей, слушая, как именно они говорят, глядя на их мимику, мы получаем в некотором роде сбалансированное впечатление от жизни вообще.
Я вспомнил, что, оказывается, до пандемии в моей жизни было много привычных, а потому незаметных случаев small talk. Разговорчивые таксисты сообщали мне свое компетентное мнение о внешней политике российского государства, а то и читали стихи собственного сочинения. Сосед рассказывал при встрече о состоянии магистральных трубопроводов родного города и о махинациях сельской администрации в деревне, где у него дом. Продавец птичек на воскресном рынке повествовал о повадках щеглов.
Когда мне нужно было починить какую-нибудь технику, я посещал любимого мастера, работающего в пещере из стеллажей, забитых компьютерными потрохами. И мог услышать от него историю о том, как он обнаружил на помойке плазменный телевизор в полстены размером, забрал, проверил, нашел незначительную неисправность и теперь смотрит по нему футбол.
В последний год, ничего этого не стало. И, оказывается, повседневный small talk содержал множество разнообразных сообщений о состоянии окружающей среды, в которой все мы живем.
Не получая сигналов от живых людей о том, что вокруг все типично, привычно, в меру нелогично, в меру суетно и в меру весело, мы естественным образом начинаем напрягаться. Вероятно, древним областям нашего мозга требуется «поддержка племени». Неспроста существует «число Данбара» – оно описывает ограничение на количество социальных связей, которое может поддерживать человек (в среднем это круг из 150 других людей). Но, вероятно, оно сообщает нам и то, что этот круг для нас – норма, возникшая скорее всего в те времена, когда мы кочевали по саванне.
Кстати об открытых пространствах. Одной из причин тревожного дискомфорта вижу дефицит нахождения на улице. Родные стены само собой помогают, но слегка и душат. Похоже, людям эволюционно требуется длительно бывать под открытым небом, видеть деревья, поля, реки, горы и что там еще бывает?..
Как выяснилось, огромную угрозу представляет собой ежедневное многочасовое пребывание в Сети. Работа в моем случае сложно переплетена с просто серфингом, часто трудно отделить одно от другого. Я понял, что интернет таки перетягивает на себя одеяло, становясь реальнее реальности.
Об этом давно предупреждают нейробиологи – мол, нашему мозгу почти все равно, виртуальность перед ним или вещественная среда. Ему все катит как реальное. Так вот подтверждаю – моему катит. Я почему-то на самом деле начал переживать за судьбу родившихся в каком-то далеком зоопарке белых носорожиков или из-за того, что выпиливание Трампа из соцсетей – это серьезное, угрожающее самому будущему интернета событие.
При этом подтекающий кран на кухне меня практически не волнует. Вероятно, потому, что у меня есть веская причина не шляться хоть бы и в маске по рынку, выискивая кран-букс. Пандемия же.
Экзотикой для меня стало ощущение приятного равновесия, когда крейсерской скоростью движешься по улице. Во время похода в магазин я внимательно рассматриваю изгибы сугробов, голые деревья, фигуры оленей, сделанные из металлических прутов и светодиодных лампочек, что установлены у открывшейся поблизости кондитерской (желаю ей, чтоб она выжила в эти странные времена).
Раньше я бы и не глянул ни на геометрию снегов, ни на силуэты берез вдоль тротуара, не заметил бы цепочек кошачьих следов под ногами, не увидел бы красивых бензиновых разводов в полузамерзшей луже. Будто бы мозг начал цепляться за детали всего, что не является частью моего дома, милого (без дураков) дома.
В общем, лично в моем случае «новая нормальность» разобщенности и социальной изоляции привнесла в мою жизнь вполне ощутимые психологические глюки. Они не критичны, но кое-что вызывает тревогу.
Особенно мое превращение почти в бестелесное существо, обеспечивающее функционал пары «мозг-интернет». И это при том, что я набрал килограммов 6 лишнего веса в течение первого «ковидного» 2020-го. А такое для меня шок и нонсенс, ибо всю жизнь я был протяженно сложенным, словно оглобля…
Что успела понять про эффект пандемической удаленки наука
Тревожности, возникающей время от времени, если ты дистанционный работник, оказывается, не стоит удивляться. Недавно были проведены исследования влияния внезапно начавшейся в связи с пандемией удаленки на психологическое состояние людей. Они показали, что удаленная работа вызывает техно-стресс.
Участники исследования, которые были переведены на удаленку, чувствовали себя вынужденными работать быстрее и дольше; они ощутили, что технологии вторглись в их личную жизнь; им казалось, что они должны быть все время на связи или что вот-вот их вызовут на связь; также многим верилось, что они не могут в достаточной мере овладеть технологиями для дистанционной работы.
Противоречивыми оказались результаты, касающиеся баланса «работа-семья». С одной стороны, удаленка предложила гибкость в организации труда дома. И это смягчило некоторый конфликт, присущий ролевой паре «частное лицо-работник».
С другой стороны, исследователи все-таки выявили, что «техно-вторжение» в частную жизнь вмешивается в семейный уклад человека, потому что сетевой сотрудник находится в постоянной интернет-доступности и как бы все время готов к работе. Такое положение дел наоборот разжигает конфликт ролей «семейный человек» и «удаленный работник».
Также ученые отмечают, что три фактора техно-стресса создают и поведенческий стресс (напряжение).
Итальянские исследователи, а также их коллеги в более ранних изысканиях обнаружили три парадокса, связанные с удаленной работой:
- Парадокс автономии: технологии обеспечивают работнику большую гибкость и автономию, но он начинает трудиться дольше и чувствует, что все время находится под контролем.
- Парадокс связности: технические возможности удаленной работы улучшают качество и точность обмена данными, но сама возможность постоянной коммутации вызывает напряженное ожидание подключения в любой момент.
- Парадокс удаленной работы: с одной стороны, она улучшает баланс между работой и личной жизнью и ощущение автономии у работника; с другой стороны, это негативно влияет на качество рабочих отношений и карьеры.
Как бороться с психоглюками на удаленке: отключение от гаджетов и хобби
Судя по всему, важным является прекращение интернет-коммуникаций, когда рабочий день закончился (у тех, кто вынужден соответствовать строгому графику) или когда закончена задуманная часть проектной работы (у тех, кто не привязан к определенным рабочим часам).
С другой стороны, возникает еще одна проблема: в условиях самоизоляции и постоянного присутствия всей семьи дома у ее членов могут возникать конфликты на пустом месте. Хорошо это явление обыграл Олег Куваев в «ковидной» серии «Изоляция» из цикла мультиков о Масяне («Опять ты! Опять ты!»):
В этой связи человеку, кроме дела трудового, кажется, нужно иметь дело любимое, которым он может заниматься, не доставая при этом своих домашних. Любое хобби, не связанное с пребыванием среди скоплений людей, дабы исключить вероятность заражения. И не связанное с интернетом – чтобы убрать техно-стресс и прекратить выпадение из «тактильной» реальности.
Интересный досуг, как показывают исследования, обеспечивает людям лучшее психическое и физическое самочувствие. У них ярче выражены удовлетворенность жизнью и вовлеченность в жизнь. У людей, имеющих приятный досуг, реже возникает депрессия, у них ниже кровяное давление и уровень кортизола («гормон стресса»). Даже с поправкой на возраст их организмы функционируют в более здоровом ключе, чем у ровесников, не имеющих хобби. Они меньше подвержены набору лишнего веса, у них лучше сон и так далее.
Идея «придумай себе хобби» может звучать несколько дико для тех, кто до перехода на удаленные формы занятости об этом не задумывался. Жилось же как-то раньше и без него? Но теперь объективно происходит нечто другое. Мы теперь живем странным новым укладом. Почему бы в такой ситуации не прислушаться к себе и не подумать наконец: «А чем я на самом деле люблю заниматься?»
Поскольку хобби вовсе не обязательно должно демонстрироваться публично, оно может быть сколь угодно странным или наоборот тривиальным. Главное, чтобы вам было приятно проводить за ним время, и это не создавало проблем близким.
***
Есть, конечно, и трудные случаи, когда хобби – сам интернет. Автор не знает, что делать при таком раскладе. Разве что завести себе «Интернет №2» – браузер вроде Ice Dragon, который автоматически режет cookies, по умолчанию работая в режиме «инкогнито», и никогда не заходить из-под него в свои аккаунты в соцсетях, не открывать мессенжеры, избегать ресурсов, на которых вы и так торчите целыми днями по работе и которые могут вас «узнать».
Увы, сомнительно, что такая тактика поможет справиться с техно-стрессом и нарастанием собственной «бестелесности». Может быть все-таки стоит попробовать научиться чинить обувь, рисовать углем или играть на блок-флейте? Не исключено, что на свете есть какое-то не виртуальное занятие, которое вашему мозгу понравится. Надо пробовать – иначе не узнаешь.
Скажем, автору этих строк помогает создание музыки. Да, оно связано с компьютерами и прочим электронным оборудованием, но зато позволяет далеко-далеко отойти от интернет-контекста и не страдать от отсутствия привычных социальных контактов.
Как говорится, ищите и обрящете. Некоторые социологи вообще говорят, что возврата к старому не будет в принципе…
Читайте также:
«Все тлен, делаю какую-то фигню»: творческий кризис у профессионалов
Быть умным придется все равно: топ-профессии грядущих 10 лет
Низкая самооценка: 12 вопросов для проверки и 9 методик исправления