«Знаешь, потеря головы – это очень серьезная потеря!»
Труляля, «Алиса в Зазеркалье», Льюис Кэролл
По-настоящему реальными в России остались лишь ветшающие инфраструктурные сети и объекты, вроде водохранилищ, электростанций и тюрем. В городских квартирах по-прежнему течет вода из крана, электрический ток гудит в проводах, голубое топливо неслышно движется в трубах.
Вещественны и зримы жилищные и торговые стройки, хотя у массового потребителя категорически не хватает средств на то, чтобы покупать новые квартиры, а торговые центры, опрокинутые набок пандемией ковида, никак не могут восстановить трафик посетителей.
Судорожно дофинансируется ранее «оптимизированное» почти до паралича здравоохранение. Деваться некуда: ковидные времена неожиданно вскрыли последствия проведенных «улучшений».
В атмосфере большой государственной тайны вкачиваются огромные деньги налогоплательщиков в оснащение армии, но подробностей общество не знает. Ему объяснили, что до организации общественного контроля за расходами бюджета оно не дозрело. Маленькое еще, глупое.
На виду кое-какие ремонты дорог и колоссально дорогое мостостроение. Гремит вагонами по всей стране финансово неэффективная махина РЖД. Второй год в авральном режиме трудятся работники кладбищ и ритуального бизнеса, ибо россияне принялись избыточно умирать сотнями тысяч.
В последние 30 лет в России случилось лишь одно мощное инфраструктурное достижение: поверх советских сетей жизнеобеспечения частные компании накатили сотовую связь, а затем отличный, быстрый и дешевый интернет. Он потянул за собой цифровизацию ТВ, возникновение гибридных развлекательных сервисов, бурное развитие онлайн-торговли, финтеха.
К 2020-м стало очень легко и удобно покупать все, что ни пожелаешь, не выходя из дома. За полтора года вирусной пандемии бизнес невероятно ловко приспособился к удаленной работе. У миллионов россиян вообще не осталось резонов выходить на улицу: они отдают через интернет продукты своего труда, в ответ приходят какие-то деньги, на них можно покупать товары и услуги.
И надо же, какое совпадение: перед этим граждан страны полтора десятка лет планомерно лишали субъектности в гражданском и социальном смысле. Им внушали, что от них ничего не зависит, что участие даже в местечковом самоуправлении и обустройстве окружающей среды – не их ума дело. Что мелкий бизнес и частная инициатива вообще – почти экономическое преступление, а всякое открывание рта в СМИ, соцсетях и посредством участия в общественных проектах НКО – это потакание врагу. Какому такому «врагу» – желающие могут узнать, включив ТВ.
В совокупности все это привело к тому, что массовый россиянин виртуализировался в крайней степени и «дезертировал» из социума. Он все еще щупает реальность на рыбалке и даче. Видит какие-то моря и горы в отпусках – то есть там, где он ни на что важное повлиять не может.
Это такая особенная национальная «Матрица». К инфраструктурным обломкам СССР прикручены интернет, сервисы (в том числе государственные), онлайн-торговля, дорогущая цифровая машина зазеркальной пропаганды. А в прослойке между трубами, железнодорожными насыпями, кладбищами, казармами и виртуальным миром обжорного информационного потребления – ничего нет.
Социум разобщен, миллионы людей мучаются кризисом самоидентификации. Им не помогает определять себя ни получение профессии, ни какие-либо формальные показатели успеха: научные степени, работа на престижный бренд или государство. Ибо они автоматически отчего-то не конвертируются в деньги.
В национальной «Матрице», где должна была кипеть разнообразная жизнь социума – культурная, научная, изобретательская, бизнесовая, политическая – простирается унылая полуголая степь. И в ней замерзает ямщик, и под его угасающую песню веселыми огоньками сверкают редкие оазисы демонстративного потребления.
«Вы все преувеличиваете…»
…скажет читатель, мнящий себя благополучным. Ах, если бы… Это вопрос выбора источников информации.
Можно сидеть в собственном информационном пузыре, где задорная реклама и небесталанные прощелыги из СМИ (которых, по-хорошему, следует именовать «бывшими») ежедневно выкатывают обновленную, красиво подсвеченную версию реальности. А можно копать чуть глубже и принюхиваться к информационным сквознякам, которые еще не успели купировать строгие редакторы жизни. Увы, сквозняки эти холодны и навевают тяжкую задумчивость.
Русская «Матрица» из-за нацеленности на «большие задачи» или вследствие разгильдяйства исполнителей пока не замечает и не зачищает университетских ученых-социологов, демографов, психологов. Они продолжают проводить исследования, опросы, замеры и публиковать результаты в научных изданиях, которые, конечно же, не читают ни чиновники, ни широкие народные массы, ни журналисты СМИ.
Меж тем, если вы хотите что-нибудь понимаете про реальную социально-экономическую жизнь российского общества и его психологическое здоровье, вам стоит заглянуть в некрасивые, лишенные картинок и видео научные журналы и сборники материалов с никому не нужных конференций. Там разверзаются бездны и разворачиваются масштабные социально-психологические драмы.
Например, недавно «Матрицу» зачем-то всколыхнула российский вице-премьер Татьяна Голикова. Она публично заявила, что треть от всех смертей в стране приходится на граждан в трудоспособном возрасте. А 80 % из них – это, оказывается, мужчины в цвете лет.
Всполох мелькнул в СМИ и пропал. Ну, отработали новостную повестку, и ОК. Осмысливать заявление вице-премьера никому и в голову не пришло.
Но мы же с вами дотошные, хотим понимать, что происходит. В связи с этим заглянем, скажем, в журнал «Социология», учредителем которого являются Экономический факультет МГУ и Российская социологическая ассоциация. В № 3 за 2021 год мы встретим статью доцента кафедры истории и философии Иркутского национального исследовательского технического университета Сергея Аносова под названием «Социально-психологическое состояние российского общества».
Из нее мы узнаем, что еще в 2001 году ученый врач и философ, доктор медицинских наук Игорь Гундаров на основе эмпирических данных зафиксировал некоторые психологические причины сокращения населения страны, начавшегося в 1992 году. Также мы убедимся в том, что они остаются актуальными до сих пор. Вспомним, кстати, что рождаемость в РФ чуть-чуть обгоняла смертность лишь в 2015 и 2018 годах (по данным Росстата).
Пытаясь понять, с чем связана сверхсмертность россиян в 90-х и начале 2000-х, автор отмел причины, традиционно понимаемые как все объясняющие: алкоголизм, курение, экономические потрясения, стресс, плохую экологию.
Игорь Гундаров сообщал также о проверочном исследовании, проведенном на просторах СНГ. Оно показало, что динамика смертности в бывшем СССР определялась на 73 % динамикой социальной агрессивности и озлобленности, на 11 % – динамикой безысходности, потери смысла жизни и на 16 % – остальными факторами.
Спустя 20 лет философ Сергей Аносов констатирует, что, по большому счету, ничего не изменилось. В своей обзорной статье, ссылаясь на коллег, он сообщает, что в 2010-е в российском социуме на всех парах шел процесс разрушения общественных связей.
Принадлежность людей к тем или иным социальным институтам делалась формальной. Все чаще граждане страны отказывались отвечать не только на общественные и государственные призывы, но и конструктивно сотрудничать друг с другом.
Несмотря на то, что он всегда готов к агрессии, в повседневной жизни обобщенный гражданин страны демонстрирует негативную самооценку, апатию, равнодушие, социальную виктимность (поведение жертвы) и готовность стать объектом манипуляций.
Социологии и психологи сообщают, что «брутализация» социума стала определять содержание большинства коммуникаций между людьми на всех уровнях. Российское общество, говорят ученые, сделалось опасным для своих членов. Социальная среда в стране враждебна, исполнена угроз и рисков.
В условном Воронеже, Волгограде или Норильске за внешней провинциальной благопристойностью физических коммуникаций в общественных местах скрывается застарелый страх перед завтрашним днем и ненависть к тем или иным социальным группам, которые по иррациональным мотивам кажутся людям ответственными за все вот это вокруг.
Страх и ненависть обильно выплескиваются на страницы соцсетей. Ведь в риаллайфе проявлять их опасно, а в интернете невозможно в ответ на агрессию сразу же получить короткий прямой в голову.
Россияне реагируют на окружающую неопределенность древними эволюционными способами – либо нападением, либо бегством. Брутальность, вызванная иррациональным страхом, по мнению ученых, стала адекватной реакцией приспособления к враждебной среде. Некоторые психологи называют это «негативной адаптацией»…
Все вокруг россиянина – не то, чем кажется. Полиция может повести себя опасно с теми, кого должна защищать. Суды легко демонстрируют презрение к духу закона. Образование превратилось в платную стандартизированную потребительскую услугу, в результате чего не дает молодым людям фундаментальных знаний о мире.
Бизнес и «равные стартовые возможности» – удел избранных. Остальным предложено пахать по найму и не замечать, какие несусветные налоги они платят.
Куда бы ни ткнулся россиянин в поисках способа самореализации или хотя бы сносного заработка, он чаще всего обнаруживает потемкинские деревни, симуляцию демократического капитализма, за которой (не особо и прячась) паразитически процветает новая знать с феодальными замашками.
С крушением СССР относительно понятная массам социальная классификация развалилась. Прошло 30 лет, но новой не выстроено. Если сейчас вы попробуете представиться инженером, средний россиянин не поймет, по какому рангу вас зачислить. Вы какой инженер? Если из офигевших от крупных зарплат айтишников – это одно. А если, допустим, вы по безопасности производства на заводе, где штампуют кастрюли – это другое. А если вы, скажем, по сантехническим коммунальным системам – это третье.
Попробуйте представиться журналистом. Про вас подумают полярные и противоречивые вещи: «нищеброд, обслуга богатеньких, проститутка», или «пропагандист, жиреющий на бюджетные деньги», или «подозрительный активист, нищеброд (опять же), под чью дудку поешь, за чьи печеньки?»
В России нормально, когда ты нищий доктор наук и профессор. Также нормально, когда ты сверхобеспеченный юный блогер, «не помнящий», из-за каких именно терок Лермонтов застрелил Маяковского на стрелке у Черной речки.
Социальные маркеры, работающие в Швеции, Испании, Канаде, даже в чересчур самобытной Японии, в России мало что означают. Поэтому…
…определять свой и чужой статус людей россияне могут только по уровню потребления
Социолог Илья Печкуров, старший научный сотрудник Южно-Российского филиала Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН, считает, что в России «…имитационными практиками пронизана вся ткань социальных отношений – политических, экономических, досуговых и даже образовательных».
Ссылаясь на исследования коллег, Печкуров сообщает, что в России определенно произошла девальвация традиционной ценностной системы. В результате средний человек потерял себя в новой потребительской парадигме, которая лишена позитивных ориентиров.
В бытовом понимании это выглядит примерно так: ни погоны, ни лампасы, ни электронный микроскоп на столе, ни шапочка доктора, ни скрипка в руках не позволяют россиянину почувствовать себя достойным членом общества. А вот черный «Гелендваген» в гараже при собственном загородном доме – очень даже.
Поскольку весь объем экономики РФ составляет не более 2 % от мировой, а средняя номинальная зарплата в стране едва превышает 58 тыс. руб. в месяц, ее обычный гражданин просто не может иметь ни загородных усадеб, ни «гелендвагенов».
Поэтому, как справедливо указывает, социолог Илья Печкуров:
Ученый отмечает, что в объективно бедном социуме парадоксальным образом именно малообеспеченные слои активно реализуют демонстративное потребление, что и указывает на его имитационную суть.
Потемкинские деревни вместо реально действующих институтов возведены во всех сферах социальных практик. Социологи считают это следствием непродуманных постсоветских реформ и заимствований из опыта других стран, которые оказались неадекватными возможностям и потребностям российского социума.
Он оказался не готов к построению «общества потребления». И особенно к тому, что такое строительство требовало со стороны населения высокой субъектности, активности и самоорганизации.
Невероятная сложность признания правды
Последние 30 лет недореформ и абсурдного движения вспять ознаменовались внезапным, незаслуженным, часто незаконным и почти во всех случаях этически сомнительным обогащением всего 3 % населения. Более 63 % россиян даже государственный Росстат маркирует как «бедных», публикуя результаты опросов, в которых респонденты рассказывают о самоощущении благополучия или неблагополучия в собственных домохозяйствах.
Российское «общество потребления» – к сожалению, лишь фальш-фасад. Но никакого другого социума к 2020-м нам построить не удалось. От этого диагноза шарахаются политики, чиновники, СМИ, предприниматели, госслужащие, самозанятые, наемные работники и безработные, студенты и пенсионеры.
Никому, кроме ученых, не хочется признавать правды. Может быть, поэтому в общественном организме вырабатывается столько страха, гнева и агрессии? Ведь это чрезвычайно трудно – десятилетиями убеждать себя в том, что все идет нормально, когда это не так.
Всего через несколько месяцев начнется четвертое десятилетие постреформенной жизни России. Не пора ли нам наконец принять свой «социальный диагноз», с достоинством пережить эту травму и начать проектировать какое-то другое общество?