Каждый день, запуская браузер, я ощущаю, как мозг выстреливает сам в себя дозой дофамина. Мой «центр управления», мой «Хьюстон» знает: сейчас мы увидим большой мир и бесчисленные возможности познания, решения проблем и заработка.
И я хорошо, очень хорошо помню свой 1998-й. Я провинциальный журналист, музыкант и, прости господи, литератор. Об интернете читаю в бумажном журнале «Компьютерра» и кристально ясно понимаю – эта роскошь мне не светит. Никогда, ноу, даже не думай.
Сеть я порой вижу лишь из-за плеча главреда газеты, для которой пишу. Доступ баснословно дорогой, повременный, соединение рвется каждые пять минут.
Год 2000-й – мне 25, я уже сам главред. Захожу в интернет только в крайних, срочных случаях – мне отчитываться за каждый потраченный килобайт и рубль. Дома без связи с миром прозябает первый Pentium с непристойно низкой для тех лет частотой в 75 МГц.
С тяжким финансовым напрягом и интригами удается сделать апгрейд «камня» до сиротских 133 МГц. Теперь я не только строчу на этом компе тексты, но и верстаю журнальчики, брошюрки.
Судя по статьям в «Компьютерре», все нормальные люди уже давно в сети. Я не понимаю, чем они занимаются, чтобы оплачивать доступ – контрабандой? Гоп-стопом в Монте Карло? Фарцуют нефтью?
В моем почти полумиллионом городе реальный опыт повседневного и продолжительного серфинга в интернете, по слухам, имеют человек двести. И об одном я слышал, что тот в интернете работает.
И получает. За это. Зарплату.
Такого, конечно, не может быть. Это, надо думать, какая-то золотая молодежь или бюджетники одного там НИИ, которые, пользуясь государственными мощностями, спроворили на коленке ОООшку, гордо называемую «интернет-провайдером»…
Как рождается выученная беспомощность провинциала
Она проистекает из понятия о норме людей, которые окружают тебя каждый день. И из твоих же «рациональных» соображений. Я помню, как это было.
Мой 2001-й – разрешите представить. Лейтмотив года в кругу друзей и коллег таков: «нужно ехать в Москву, но ехать туда невозможно». Мы все «заперты» в своей провинции – журналисты, музыканты, рекламисты, художники, дизайнеры, актеры, режиссеры, литераторы, прости господи снова. Все работают, как черти, и заколебывают жен и мужей несносными разговорами о деле домашними вечерами и в редкие дни отпусков. Но денег не имеет никто.
В нашем городе не принято платить за творческую работу – нет такого обычая. Если ты производишь контент, внутри которого сейлзы толкают рекламу, то зарабатывают они, а не ты. Если твой продукт кто-то продает как самоценный, зарабатывает продавец, а не ты. Контент – это вообще г***о какое-то.
Типичный дискурс владельцев газет, заводов и пароходов: «Мы бы сами левой бровью все написали (сняли, спели, сплясали), но мы управляем бизнесом и кормим вас, дармоедов. Нам некогда. Поэтому фигачьте и губу не раскатывайте – вас таких на улице хоть лопатой загребай».
2001-й год, вы помните его? Он был типа демократический… У меня маленький ребенок, я работаю на гос. тв, искажаю инфополе в определенном политическом ключе, но не без некоторого изящества. Мне немного стыдно, зато зарплату и маленькие гонорары платят вовремя. Вскоре я во второй раз – внепланово, само собой – становлюсь отцом.
Доступа в интернет на работе нет. Замечу – это в новостной редакции небедного регионального телеканала, который «новости прямо с колес» и прочая «оперативность». Вранье, конечно. «С колес» там была одна криминальная хроника, и та недолго. Ее быстро признали политически нецелесообразной – волновала народ. И креативно заменили заранее срежиссированными блокбастерами из жизни правоохранителей – «На улице Некрасова раскрыт притон под вывеской “Массажный салон”».
Подробно узнав, почем фунт лиха в жизни журналиста-бюджетника, я больше никогда не работал на государство. Нас и в частных редакциях 2000-х все время таскали то на один чиновничий ковер, то на другой. И везде угрожали, покупали за гроши, угрожали, снова покупали…
Вся провинциальная тусовка творческих работников по сей день состоит в основном из двух типажей:
- живущие на бюджетные деньги, смирившиеся или рвущие друг другу глотки за должности и финансирование в следующем году;
- делающие вид, что работают в частном бизнесе, но все равно живущие на бюджетные деньги (глотки друг другу в этом случае рвут владельцы «бизнесов»).
До появления дешевого розничного интернета в российской провинции третьего было не дано. Все, кто мог, рвали когти в Москву, Питер, а редкие безумцы – за границу. Большинство их них бездетные, конечно.
Региональный рынок был наглухо замкнут сам на себя. Люди с талантом и амбициями спивались пачками. То одного, то другого родные и друзья уносили на кладбище. Делиться новостями «умер такой-то» принято среди стариков, говорите? В 2000-е это было нормой для нас, 25–35-летних провинциалов.
И вы знаете, те молодые покойники, кроме довольно тупой, поточной работы, вообще-то делали музыку, писали картины и неглупые буквы. Не торговали веществами, не были маргиналами. Но они не смогли «в Москву» – каждый по своей, обычно семейной, причине. Я вот тоже не смог. Вышло так, что 20 лет назад мой младший ребенок родился инвалидом.
Это вообще особый мир – жизнь российских семей с инвалидами. О ней без дрожи рук, острого стыда и унижения от вынужденной публичности родители детей с особенностями начали говорить совсем недавно – благодаря интернету, опять же. Благодаря соцсетям, электронным СМИ и благотворительным фондам, которые одновременно теперь являются и медиа. Но это отдельная, трудная тема…
В провинции и для специалистов со здоровыми детьми – не иметь никаких возможностей самореализации, зарабатывать ровно столько, чтобы не протянуть ноги, все время играть в дипломатию с офигевшими от своей избранности местными чиновниками и слабо цивилизованными бизнесовыми воротилами – было нормой жизни.
И не говорите мне про «зашоренность» или там про «свой бизнес» (я ходил в него три раза).
Я торговал мороженым, пел в рекламе видеомагнитофонов и отделочной плитки. Верстал глянцевый журнал для тюрьмы (серьезно) и рекламировал каких-то упоротых колдуний. Я организовывал рок-тусовки, скрещенные с художественными выставками, и писал хитрые статьи для крупных региональных лоббистов. Я работал на выборах поехавших от собственной важности депутатов и губернаторов. Я рисовал в векторе этикетки и придумывал брендинг для салонов связи. Я бывал главредом, издателем, продавцом рекламных площадей. Я писал музыку про газовые плиты и гимны ювелирных заводов.
Я издавал с близкими друзьями литературный журнал, за полный набор номеров которого сегодня, спустя 20 лет, коллекционеры дают почти 1 000 долларов (какая ирония). Я писал каким-то хмырям шансон и продюсировал рок-альбомы талантливым ноунеймам.
Но все это делалось в душном провинциальном пузыре, где уважение к творческому труду, выраженное в деньгах, не встречалось. В нем прошла вся-вся моя молодость – без перспектив и почти без надежд. Однажды она закончилась.
Слоупок в интернете
Мне довелось заработать первые деньги удаленно, не в своем регионе, лишь в 32 года. Это случилось примерно в 2007-м и было странным заработком. Я писал рингтоны по заказу и по брифам одного московского контент-провайдера.
Например, была серия «автомобильных» мелодий. Мне расписывали «характер» модели – скажем, Nissan Almera, и я делал музыку с включением звуков двигателя, шороха шин по асфальту, гудков клаксона.
Провайдер продавал рингтоны и платил мне авторские отчисления. Жить на них, конечно же, было нельзя. Они приходили раз в полгода и не были значительными. Но ситуация натолкнула меня на мысль самому продавать свои мелодии.
Знакомый хороший программист и человек почему-то поверил в эту дурацкую затею и сделал мне отличный, быстрый и красивый интернет-магазин – за долю в будущих прибылях. Я принялся писать рингтоны, как подорванный, и вопить о них через системы контекстной рекламы.
Мне до сих пор стыдно перед тем прекрасным разработчиком (Дима, прости, пожалуйста – я неправильно посчитал экономику еще на этапе идеи).
У нас были продажи, был даже небольшой поисковый трафик, но реклама и комиссии платежных систем сжирали все деньги под корень. Как получать дешевых заинтересованных посетителей сайта, я не знал. Да еще и мода на рингтоны стала проходить, и нишу забрали себе операторы сотовой связи.
Потом я пытался выкладывать мелодии бесплатно и зарабатывать на рекламе. Та же история – экономика не сходилась. И я разочаровался в контентном микробизнесе, идиот.
Прошло несколько лет. В 2011-м, понимая, что унылая жизнь провинциального щелкопера превращает меня в закоренелого невротика, я сделал еще одну попытку. И еще одну глупую ошибку – я запустил бложик об IT и телеком-отрасли, но тематически привязал его к региону и региональным событиям.
С одной стороны, он помогал мне содержать семью 4 года. С другой, я снова погряз в провинциальной хтони. Блог читали местные, и их было мало. Получить 2 000 посетителей на статью было редким праздником, невиданной удачей. Если бы эти 4 года я делал просто какой-нибудь тематический контентный проект, рассчитанный на русскоязычный интернет в целом, если бы вложил в него все бесчисленные человеко-часы, потраченные на местечковую аудиторию… То во рту росли бы грибы, очевидно.
Взяв тебя за горло еще в детстве, провинция держит крепко. Ты думаешь, что в «большом интернете» горшки обжигают боги. Что в крупных блогах пишут сплошь львы толстые. Что музыку для «большой рекламы» сочиняют в Лос-Анджелесе и больше нигде. С проблемой нужно было идти к психотерапевту вообще-то, но мне это было невдомек.
Я освободился от морока уже после сорока, большим усилием воли сломав себе шаблон. Постепенно перестал связываться с заказчиками из своего города – они до сих пор живут в 2001 и не в курсе, что контент стоит хороших денег.
Как-то потихоньку я написал музыку к паре короткометражных фильмов, нескольким рекламкам, заставкам для YouTube. Вдруг обнаружил себя пишущим статьи о частных инвестициях для столичных компаний и получающим гонорары, каких не видывал никогда в жизни.
Оказалось, что интернет кипит и требует контента. Что на вменяемых авторов – неутолимый голод, и их ищут по всем городам и весям страны. Прошло значительное время, но я все никак не привыкну к тому, что мою статью могут прочесть 10, 50 тысяч человек, и такое бывает нередко.
Да что говорить, сейчас я работаю над своим первым альбомом трейлерной музыки под терпеливым кураторством издателя из Калифорнии. Я снова молодой специалист. И – не верю, что говорю это – я больше не забочусь о том, что живу в провинции.
Не могу найти слов…
…чтобы выразить мою глубочайшую, почти восторженную благодарность тысячам ученых, инженеров, программистов, контентщиков, энтузиастов глобального интернета и его русскоязычного сегмента. Вы вернули мне молодость, титаны сети, – ныне живущие и уже ушедшие от нас.
Я, провинциальный русский креативщик, родился немного рано и немного не там. Успел упасть духом и потерять надежду. Я тупил долго, когда почти безлимитный интернет уже появился на моем столе. И не понимал, с какой великой силой имею дело на экране своего монитора.
Сегодня же мне немного странно видеть, как миллионы представителей нативного интернет-поколения, аборигены сети, используют ее лишь для развлечения, покупок, нытья и разведения срачей.
Окей, я сам склонен к лени, легкомыслию и некоторой меланхолии, но интернет при всех его перекосах настолько велик, что не замечать этого – когнитивное искажение. Возможно, некоторые из нас не могут разглядеть его колоссального социального значения, потому что он слишком близко перед глазами.
Меж тем сеть в переносном и буквальном смысле спасает жизни сотен тысяч и миллионов провинциалов по всему миру. Возможно, это незаметно при поверхностном взгляде. Не прославляем же мы каждую неделю безымянных изобретателей первого водопровода и разработчиков систем электроснабжения, хотя их-то имена известны…
Но я твердо убежден: интернет – лучшее, что случилось с человечеством со времен изобретения печатного станка.
Я испытывал огромную потребность написать этот текст. Он просто рвался из меня. Я обязан вам очень многим, создатели сети, ее продолжатели, ее современные джедаи. Это мое подношение.
Спасибо, спасибо, спасибо.