На этой неделе весь рунет обсуждает выступление Елены Прокловой, причем обсуждает так пламенно, словно она сообщила что-то новое.
Краткое содержание интриги: пожилая актриса призналась, что на заре карьеры, будучи школьницей, была грубо облапана одним членом (зачеркнуто) элементом съемочной группы, а затем настойчиво и бесцеремонно полюблена другим э-э... элементом. Тот элемент, который ее полюбил, был звезда и вскоре стал мэтром. Он помог юной актрисе с карьерой в обмен на ее покорность. Теперь, много лет спустя, женщина об этом рассказала и получила за это миллион рублей.
Народ отреагировал так бурно, словно на свете существует хоть одна девочка, которую ни разу не облапали, и хоть одна актриса, от которой ни разу не требовалось покорности. Я сильно подозреваю, что большинству прокомментировавших не дает покоя миллион рублей (деньги вообще возбуждают, особенно чужие). Впрочем, не будь этого миллиона, этим людям все равно нашлось бы что сказать. В таких случаях говорят всегда одно и то же, стандартный набор: она все врет; она пиарится; она позорится; она марает доброе имя мэтра. Хоть бы раз что-нибудь новое придумали, тоска смотреть. Однако, тоска или не тоска, но актрису осудили, если не сказать затравили.
В скобках заметим, что ровно те же куплеты исполняет каждая вторая мать, если дочь-подросток информирует ее о том, что отчим залез к ней в трусы. И каждый второй (это я сильно приукрасила, на самом деле каждый первый) классный руководитель реагирует на жалобу ученицы, что физрук ее зажал в раздевалке, слово в слово таким же образом. Врет, пиарится, позорится и марает доброе имя уважаемого человека. Потому в детстве никто и не жалуется, никто ж себе не враг.
Тут следует сказать несколько слов о правовой, так сказать, интерпретации такого кейса. Взрослый мужчина принуждал старшеклассницу его сексуально обслуживать. При этом девственность нарушена не была, т.е. с правовой точки зрения сексуального контакта не было. Это сейчас все носятся с половой неприкосновенностью детей, так что отец иной раз задумается дочке памперс поменять. В те годы, когда происходили эти события, уголовная практика различала только два варианта – изнасилование и его отсутствие. Под изнасилованием понималось насильственное вагинальное проникновение. Если проникновения не было или оно не было насильственным – все остальное вообще не считалось событием. Существовала статья «развратные действия», к ней имелся пункт «в отношении лиц, не достигших половой зрелости», но она практически не применялась, спросите любого ветерана МВД. Разве что в каких-то совсем уже вопиющих случаях, и то неохотно в силу ее процессуальной замысловатости. Даже очевидное изнасилование, в подворотне и с побоями – и то нелегко было довести до суда (да и сейчас не намного легче). А вы попробуйте довести до суда оральное изнасилование, а я посмотрю, как вы справитесь с этой задачей.
При этом уже на стадии подачи заявления девочке предстояло выслушать все те же частушки про врет-пиарится-позорится, только на этот раз в исполнении милицейского опера, иногда даже с подмигиванием. На эту тему в народных умах вообще царит какая-то дремучая, крестьянская архаика: как только девочку становится можно визуально отличить от мальчика, она считается девкой на выданье и подразумевается, что она сама уже томится по э-э… радостям плоти. Т.е. если на пятилетнюю существует вековое табу и полное единодушие в том, что за такое надо линчевать, то в отношении четырнадцатилетней мнения уже разные, и преобладают формулировки типа «здоровая кобыла», что в переводе означает цветок, созданный для поцелуев. Почитайте любой мужской форум и убедитесь. Закон законом, а шаблоны мышления застряли где-то на стадии Ренессанса.
Кстати, о Ренессансе. Тогдашняя картина мира содержала такой дивный постулат, что женщина есть дитя порока и сосуд греха и томится похотью буквально с рождения, ибо такова ее злополучная природа. Хоть Рабле читайте, хоть любые итальянские новеллы – у женской персоны любого возраста (в буквальном смысле любого, да) цель и смысл существования состоит в том, чтобы быть э-э... уестествленной. И совершающий это оказывает ей, в сущности, услугу. То есть обесчестить девицу, разумеется, означает ее погубить – но исключительно в социальном смысле. Мысль о том, что девице может быть неприятен сам процесс, не рассматривалась вообще. Процесс девице приятен и желанен, а если девица плачет, то это она от счастья (зачеркнуто) интересничает. Этот волшебный миф по стойкости превосходит даже миф о счастье материнства – у нашего современника это убеждение живее всех живых, даже если у него высшее образование. Когда вы в последний раз слышали анекдот про бабушку и изнасилование – мол, приятно вспомнить? Я – вчера.
Мужчина, принуждающий девочку к телесному контакту, не считает это изнасилованием, если этот контакт не был брутальным и травматичным. Он считает, что это соответствует ее собственным тайным желаниям, привет от Рабле. Но есть нюанс. Девочка-подросток может томиться по любви, в том числе и по физической, на то он и пубертат. Но то, по чему она томится, не имеет ничего общего с тем, что ей предлагают и навязывают. Ей предлагают удовлетворять мужчину и показывают способы. Совсем не по этому она томилась, уверяю вас. То, что этот мужчина называет любовью, на самом деле называется мучить слабого.
Самое травматичное в таких отношениях, то, что калечит психику и уродует жизнь – это позиция слабого, которого мучают. Чувство беспомощности, чувство использованности. Он сильнее, он командует, он решает, как мне жить. Запрет на разглашение – тоже часть этой программы. Это называется – бьют и плакать не дают. Пока я об этом молчу, пока я соблюдаю запрет – я в его власти, даже если его нет рядом. Молчу 30 лет – 30 лет я в его власти, он, может, уже умер, а насилие продолжается.
Раньше он, этот человек, делал с ней что хотел и в итоге разрушил ее жизнь. Теперь она пришла разрушить его жизнь. Теперь она сильнее. Все закончилось, она победила.
Кто там говорил, что она хайпует и хочет срубить бабла на своих детских травмах? Да, и бабла тоже. Почему нет? Если бы я была такой вот выросшей девочкой и сидела бы сейчас в телестудии, я бы сказала это прямо с экрана.
Ты меня использовал, сказала бы я, тебе было все равно, что я чувствую, тебе нужно было мое тело, а на мою жизнь тебе было наплевать.
Теперь моя очередь, сказала бы я. Мне нужны деньги, и да, мне наплевать, что ты чувствуешь.
Мне тоже наплевать, сказала бы я. Me too.
