Мир ищет способы регулирования интернета. Как защитить интересы простого пользователя, если цифровые бароны теперь сильнее президентов? Первую часть материала читайте по ссылке.
Цифровой пролетариат: потребление платформы как производительный труд
Футуролог Алфин Тофлер в 1980 году создал термин «просьюмер» – от слов producer и consumer. Концепция просьюмера идеально описывает сетевой эффект. Пользуясь сетью для себя, любой пользователь вносит вклад для других. Например, потребляя новости, каждый участник сети репостит, акцентирует, комментирует, то есть создает добавочную стоимость, полезную для других, участвуя тем самым в работе вирусного редактора.
Парадоксально, но бизнес, основанный на массовой информации, может извлекать продукт даже из абсолютно пассивного потребления контента.
Как сказали классики, тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу. Кликнули многие, значит, важно. Чем больше людей жевали этот контент, тем больше других людей тоже должны его пожевать. Массив даже абсолютно пассивного участия все равно создает социальную значимость – самую большую ценность в экономике внимания.
В классических СМИ фактор «производящего потребления» стал основой рекламной бизнес-модели примерно в начале 20 века. Теоретик пропаганды Уолтер Липпманн заметил в 1922 году, что СМИ не столько продают новости, сколько привлекают читателя, превращают в тираж и затем продают рекламодателям.
На базе этой идеи канадский экономист Даллас Смайс изобрел в 1977 году термины audience commodity (аудитория как товар) и audience power (аудитория как рабочая сила). Он пришел к выводу, что, потребляя массмедиа, аудитория работает на капитализм. Ведь потребление медиа публикой помогает капиталистам продавать свой товар. Причем в отличие от индустриального капитализма, где человек работал только в рабочее время, в информационном капитализме человек работает на капитал всегда, когда не спит. Больше того: за официальную работу мы хотя бы получаем зарплату. А за работу в качестве аудитории нам ничего не платят! Мы еще самим приплачиваем, покупая телевизоры и подписку (а теперь и компьютеры). Смайс даже подсчитал, что в 1976 году рекламодатели заплатили за работу аудитории в США 6,72 миллиарда долларов, а домохозяйства за то же самое, то есть за право «работать» своим телесмотрением на рекламодателей, – заплатили 21,9 миллиарда долларов, в три раза больше.
Несмотря на левацкий подтекст концепции, она дает хорошую оптику, чтобы посмотреть на отношения пользователей с платформами. По аналогии с «аудиторией СМИ как рабочей силой капитализма», все пользователи платформ – это цифровой пролетариат. Самим своим участием, независимо от степени активности, мы создаем добавочную стоимость, приносящую двойной эффект.
1) Владельцы платформ извлекают из нас, как из своей сетевой рабочей силы, прибыль.
2) Капитализм как социально-экономическая формация поддерживает свое существование за счет того, что мы инвестируем свои время, внимание и активность в его теперь уже цифровые механизмы. Вот буквально: открыл утром глаза, нырнул на телефоне в ленту «Фейсбука» – поддержал капитализм. Причем за свой счет. Алгоритмы засекли внимание, кликнутые ссылки, потраченное время, выраженные лайками предпочтения, дали данные рекламной бирже. Все эти зернышки тут посыпались на жернова капиталистической наживы.
Власть платформ: верхи хотят, низы не могут
Бесправие пользователей, вкладывающих «труд потребления» в создание своей ленты и своего аккаунта, обычно вызывает возмущение по трем основным причинам.
- Кто-то – конкретно владельцы платформ – обогащается на наших данных! При пользовании контентом, как известно, если ты не покупатель, то ты товар. Этот фактор для многих самый обидный. Но строго говоря, помимо жгучего чувства несправедливости, никакого влияния на нашу сетевую жизнь он не оказывает. Да, кто-то эксплуатирует наш «труд потребления». Но если этот механизм изъять, то у создателей и инвесторов платформ не будет стимула предлагать эту услугу.
- Несимметричность прав пользователей и владельцев платформ. Это уже серьезно. Владельцы могут делать с нами все, что угодно. Самый очевидный пример: платформа может уничтожить принадлежащую ей цифровую личность президента, но президент не может даже защитить свою цифровую личность на этой платформе. Что уж говорить о простых смертных.
Насилие платформ над нашей цифровой личностью всегда совершается под фиговым листком заявлений о «нарушении правил сообщества». Но ведь никакое сообщество никаких правил не устанавливало. Вынесение приговоров и приведение их в исполнение – исключительная прерогатива платформы (ну, иногда еще ее подгулявших алгоритмов). Прокурор слился с судьей и палачом. Адвокат иногда обозначен, но оплачивается и управляется теми же, кто содержит прокурора, судью и палача. От этой асимметрии прав и происходит бесправие пользователей. Это – самая большая проблема цифрового капитализма. И она базируется на следующем факторе.
- Монополизм цифровых платформ. Монополизм возникает либо из-за роевого поведения участников – они сами собираются там, где уже есть наибольший рой (их привлекают феромоны сетевого эффекта), – либо из-за того, что крупнейшие платформы просто скупают или выжимают конкурентов.
Как говорят, жизнь на Земле могла бы возникнуть еще раз, но уже существующая белковая форма всегда пожирает всякую новую – там ведь ценные и вкусные ингредиенты. Например, после великой чистки в «Твиттере» и «Фейсбуке» трамписты пытались мигрировать в Parler. Но предыдущие «белковые формы» тут же его сожрали.
Для новых форм жизни остается только один путь – открывать новые экологические ниши, как это совсем недавно сделала голосовая сеть Clubhouse. Но риски монополизма сохраняются и на межнишевом уровне. Например, тот же «Фейсбук» поглотил «Инстаграм» и может теперь устанавливать единую политику сразу для двух сетей.
В результате вопросы сетевого мироустройства решаются очень небольшим количеством людей. По сути, Цукербергом, Дарси и советом директоров Google; в расширенном составе – баронами Силиконовой долины. Централизация ведет к монополии, монополия ведет к безальтернативности, безальтернативность ведет к бесправию, бесправие ведет к страданиям.
Цифровой капитализм и экспроприация цифровой личности
«Первооткрыватель» капитализма Адам Смит считал себя не экономистом, а моральным философом. Смит был уверен, что люди по природе эгоистичны, и именно «невидимая рука рынка» заставляет их считаться с интересами друг друга. Балансируя спрос и предложение в связную экосистему, «невидимая рука рынка» перенаправляет продукты и ресурсы по отраслям и территориям вне зависимости от воли отдельных магнатов или правителей.
За эту услугу капитал берет свою плату – ту самую экспроприированную долю стоимости продукта или труда. Экосистема капитала обеспечивает обитателям переток пользы сообразно ресурсам и суммарному коллективному интересу, но и питается жизнедеятельностью обитателей.
Эта формула описывает модель не только капитализма, но и социальных сетей. По сути, капитал был первой всемирной соцсетью. В ней циркулировала стоимость. Социальные сети перенесли принцип капитализма в цифровую реальность. В социальных сетях циркулируют смыслы. В точном соответствии с «работой» капитала, «невидимая рука интернета» связывает все акты спроса со всеми актами предложения и перераспределяет смыслы между «отраслями и территориями» – то есть между темами и социальными группами.
За эту услугу «связности» платформы тоже взимают плату на свое содержание: отчуждают в свою пользу часть вложенного «труда» участников. Да в общем-то, как и в эпоху первичного накопления, изымают весь «труд» – всё, что вложено в аккаунты, как и сами аккаунты. Аккаунт, который строился в процессе накопления связности, оказывается собственностью платформы.
Как и отчуждение труда капиталом, отчуждение аккаунтов платформами может быть названо экспроприацией и эксплуатацией. Название этих отношений сильно зависит от политической позиции. Но если смотреть на них с большой исторической дистанции, то ровно так же, как капитализм обеспечил обществу, причем практически мгновенно, небывалое материальное благополучие, а личности – небывалый уровень бытового потребления и социальных свобод, так и социальные сети мгновенно обеспечили обществу небывалую связность, а личности – небывалую скорость социализации и свободу общения. С этой точки зрения отношения выглядят не эксплуатацией, а симбиозом. Медиум (капитал, социальные сети) предоставляет обитателям экологическую нишу, которая процветает именно за счет продукта, производимого жизнедеятельностью обитателей. Образ пасечника, дающего пчелам улей и уход, но отбирающего мед, подходит лучше всего.
Пасечник, распоряжается платформой и отчужденным медом по своему усмотрению. То есть, с точки зрения пользователей – несправедливо. Но с точки зрения экосистемы, фигура такого владельца неизбежна и важна. Его вознаграждение является стимулом для всего класса владельцев строить платформы и инвестировать в них. Однако и возникающий при этом социальный конфликт между владельцем и пользователем (классовая борьба, в понятиях Маркса), тоже неизбежен.
Мы живем в эпоху первичного накопления цифрового капитала, когда эти отношения регулируются наиболее стихийном образом. Класс цифровых «пролетариев»-пользователей слишком слаб, чтобы заявлять свои политические права. Но конфликт обострился.
Далее следует развилка из трех дорог и на камне написано:
- Налево пойдешь – социалистическая революция. Юзеры захватывают власть и декларируют поддержание жизнедеятельности платформы коллективными усилиями, что, конечно же, невозможно. В реальности вызревает новая идеологическая элита, апроприирующая собственность на платформу от имени юзеров и как бы для их блага, но больше с пользой для себя.
- Направо пойдешь – тоталитарное государство вступает в сговор с цифровыми капиталистами. Они его боятся и не трогают, и вместе с государством держат юзеров в политической узде и цифровом повиновении, поставляя в обмен гарантированную, но минимальную норму цифровой колбасы.
- Прямо пойдешь – всякие кейнсианские реформы, с введением общественного и государственного регулирования. Всевластие платформенных баронов усмиряется за счет разных форм «акционерного» вовлечения юзеров в права собственности, реальные и иллюзорные, или за счет защиты потребительского, а не политического права пользователей.
Левый вариант регулирования
Левый вариант регулирования, то есть социалистическая революция юзеров, намеренных взять платформенную власть в свои руки, кажется утопией, но, тем не менее обсуждается, причем в самом логове цифрового капитализма – в Силиконовой долине.
Как ни странно, власть в интернете уже была коллективной. Первые платформы раннего интернета не принадлежали никому, потому что были не платформами, а протоколами. Например, протокол SMTP позволял (и позволяет) каждому строить свой интерфейс. При таком дизайне никто единолично не управлял экосистемой электронной почты. Были и другие экосистемы, в основе которых лежал открытый протокол, позволяющий создавать свои интерфейсы: IRC (Internet Relay Chat), Usenet (на основе Network News Transfer Protocol). Первопроходцы интернета помнят эту эпоху общинного земледелия, к которому можно также отнести FidoNet, да и сам Интернет, протокол (HTTP) которого доступен всем желающим через многие интерфейсы.
Общинное цифровое земледелие, тем не менее, не смогло избежать логики исторического развития. Перехват сети платформами и оттеснение протоколов были неизбежны. Всегда найдется тот, кто захочет создать дополнительное удобство, оформить его в виде интерфейса и продавать его, порабощая пользователей этим удобством. Например, многие стремились создать наиболее удобный интерфейс для электронной почты. Gmail превзошел прочие эволюционные попытки «почт» своим дизайном и интеграцией с другими сервисами Google. Примитивное общинное земледелие всегда переходит в предпринимательское, ориентированное на добавленную стоимость (удобства).
Тем не менее, существуют идеи повернуть эволюцию вспять от платформ к протоколам. Один из идеологов, Майк Масник, выступил в 2019 году с программной статей «Протоколы, а не платформы: технологический подход к свободе слова». Поразительно, но идею поддержал Джек Дарси, глава «Твиттера». Дарси изъявил желание финансировать независимую команду дизайнеров открытого кода, «чтобы создать децентрализованный стандарт для социальных сетей. Цель «Твиттера» – стать одним из клиентов этого стандарта». Так возник проект Blue Sky.
Поддержка Дарси – это серьезно. Это примерно как поддержка Саввой Морозовым, пятым богачом в Российской Империи, большевиков и Ленинской «Искры» в начале 20 века. Наверное, какой-то стандарт команда Blue Sky напишет. Но есть сомнения в экономической состоятельности предлагаемой концепции. Экономические идеи Масника сводятся пока к механизмам подписки и тематической (не персонализированной) рекламы – то есть ровно к тем самым моделям, которые уже точно не обеспечили выживания старых СМИ в цифровой среде.
Тут надо отметить, что протоколы правили интернетом на заре интернета, когда пользователей было мало и почти все они были программистами. Но когда доля пользователей-ламеров в экосистеме превышает долю пользователей-экспертов в тысячи и миллионы раз, пользовательские протоколы неизбежно уступают место пользовательским платформам.
Без экономического механизма, извлекающего ресурс из самого факта потребления сети неопытными и пассивными пользователями и направляющего этот ресурс на поддерживание и развитие, экосистема существовать не сможет.
Авторитарный вариант регулирования
Правый вариант регулирования отражает слияние интересов правящих элит и цифровой олигархии. Этот вариант не требует специальной единой концепции. Он реализуется естественным образом через серию разовых сговоров между элитами и владельцами платформ.
Например, Китай хочет, чтобы поисковики не показывали упоминаний о протестах на Тяньаньмэнь. Местный Baidu выполняет условия, а Google уже много лет разрывается между желанием выйти на огромный рынок и давлением со стороны правозащитников, борющихся с политической цензурой.
Так выглядит выдача картинок на запрос «June 4th incident» (подразумевается разгон протестов на Тяньаньмэнь) для китайского пользователя в Google и Baidu. Источник.
В феврале «Твиттер» по требованию правительства Индии закрыл около 500 аккаунтов, включая аккаунты влиятельных журналистов и СМИ. Картина знакомая: в Индии идут фермерские протесты и правительство не хочет, чтобы оппоненты использовали соцсеть для политической мобилизации.
Впрочем, российскому читателю не надо далеко ходить за примерами слияния цифровых платформ с правящими элитами. Совсем недавно новости о зимних протестах в России пропадали с главной страницы «Яндекса», как пояснил поисковик, из-за «разного веса событий» по сравнению с другими «популярными» темами.
Серединный вариант регулирования
Требования покарать платформы за экспроприацию данных или ввести модерацию (цензуру) имеют мало общего с ключевой проблемой цифровой экосистемы: вернуть человеку контроль над своей цифровой личностью. Наоборот, политические варианты регулирования несут рисков больше, чем пользы.
Разработка регулирования должна вестись, скорее, в рамках защиты потребительских прав. Главным препятствием здесь остается представление о платформе как о частной услуге. Мол, не нравится, не пользуйся. Между тем, общество уже давно разработало механизмы вмешательства в частный бизнес именно для защиты потребителей.
Есть две характеристики, которые, будучи выявлены в любом бизнесе, автоматически дают основания для особого регулирования. Эти характеристики – монополизм и существенность услуги (essential utility services). Например, железнодорожные перевозки во многих странах находятся в монопольном ведении коммерческих компаний с частной или акционерной собственностью. Но поскольку у потребителя нет выбора, а услуга существенная, тарифы регулируются государством и права пассажира защищены не рынком («иди езжай другими поездами, если не нравится»), а законом. Нечто похожее распространяется на коммунальные службы. Они не только монопольны по своей природе (нет смысла в двух водоснабжающих сетях на одной территории), но и существенны для жизни. Поэтому у них регулируются не только тарифы и стандарты услуг, но даже и норма прибыли.
Цифровые платформы инфраструктурно похожи именно на монопольные essential utility services. Склонность к монополизму заложена в сетевом эффекте и является условием качества сетевой услуги: чем больше участников, тем лучше каждому из них (до тех пор, разумеется, пока их права не нарушены, потому что уйти некуда). Но остается вопрос: а является ли такая услуга – поиск, соцсеть – «жизненно необходимой». Так ли уж важно для жизни быть в «Фейсбуке»? Тем более что те немногие, попробовавшие жизнь без «Фейсбука» или «Твиттера», рассказывают, что «там» очень хорошо!
Конечно, фундаментальными ценностями для человека остаются картошка, соль и спички. Но чем больше удовлетворяются базовые потребности, тем более насущными становятся социальные потребности, то есть та же связность. Экономика, политика, образование, даже частная жизнь все больше перемещаются в сеть. Финляндия была первой страной, которая приравняла доступ к широкополосному интернету к конституционным правам человека еще в 2010-м году, потребовав от провайдеров обеспечить всем домохозяйствам доступ на скорости не менее 1Mbps. Министр связи Суви Линден заявил тогда: «Мы признали роль интернета в повседневной жизни финнов: это вовсе не только развлечение». Многие страны идут по этому пути и признают широкополосный интернет такой же насущной потребностью, как и прочие коммунальные сервисы. Логика развития общества приводит к тому, что подобное отношение («вовсе не только развлечение») будет перенесено и на пользование платформами.
Свежий пример: «Фейсбук» буквально на днях запустил в США новую инициативу – он будет подсказывать каждому, где и когда можно сделать прививку от COVID. То есть он буквально сам берет на себя функцию горздрава и райсобеса. Понятно же, что это уже давно гораздо больше, чем платформа для общения с друзьями.
По факту получается, что политическая и экономическая борьба с платформами отвлекает от сути проблемы и даже усиливает власть платформ над рядовым пользователем (например, через введение политической цензуры). Гораздо важнее сосредоточиться на таких характеристиках платформ, как монополизм и существенность услуги.
